Кристофер Банч - Король-Демон

Нам нужно было бы продолжать наступление, не давая врагу опомниться, рассечь майсирскую армию надвое и разгромить ее, но сил на это у нас уже не было.

Потеряв двадцать тысяч человек и оставив свои позиции, мы смогли лишь добиться небольшой передышки.

А что касается магии императора — не было ничего, кроме обычных мелких заклятий смятения и страха, воздействующих только на неопытных новобранцев.

— Отлично, — мрачным тоном произнес император. — Наше положение катастрофическое.

Трибуны, собравшиеся в его шатре, молчали. Возразить было нечего.

— Но не безнадежное, повторяю, не безнадежное. На самом деле мы можем наголову разгромить майсирцев, стереть их с лица земли. Есть одно заклятие, которым я уже пользовался в прошлом. Ветераны должны его помнить, ибо я прибегнул к нему, чтобы уничтожить Чар-дин Шера и принести победу Нумантии.

Я вздрогнул. Неужели предсказание Йонга сбудется и чудовищный демон снова возникнет из пустыни, сея смерть?

— Цена этого заклятия высока, — продолжал Тенедос, — но один раз мы уже ее заплатили — и должны быть готовы заплатить снова.

Его следующие слова потонули в кошмарной пелене, захлестнувшей мое сознание. Столько крови, столько жестокости, потеря целого поколения лучшей молодежи Нумантии! Какой же платы демон потребует сейчас?

— Понадобится три дня, быть может чуть дольше, чтобы собрать... все необходимое для этого заклятия. Прикажите своим частям готовиться к решающему сражению, но не говорите о том, что я вам сейчас сказал.

План битвы будет очень простым. Как только... сверхъестественная сила вырвется на свободу, как только она обрушится на неприятеля, мы двинемся вперед. Нам придется лишь добить жалкие остатки майсирской армии, так что никакой мудреной тактики не потребуется.

Командовать наступлением будет генерал армии а'Си-мабу, ибо я по различным причинам некоторое время не смогу вести вас за собой. Хочу предупредить вас об одном очень важном моменте, и вы должны донести это предостережение до своих солдат. До тех пор пока мы не заставим замолчать боевых колдунов, майсирцы наверняка будут пускаться на всевозможные обманные уловки. Поэтому вы должны будете повиноваться только трибуну а'Симабу или мне лично, причем повиноваться беспрекословно, что бы мы ни приказывали. Я защищу себя необходимыми заклинаниями, сотворю их и в отношении трибуна, чтобы неприятель не смог воспользоваться нашим обличьем, вводя вас в заблуждение. Хорошо усвойте это предостережение.

Господа, успокойтесь, улыбнитесь. Приближается величайший час, когда мы станем равными богам. В наших руках судьбы миллионов — тех, кто уже родился, и тех, кто еще не вернулся с Колеса.

Это будет решающий момент, и лишь одна великая нация продолжит путь к светлому будущему.

— Нумантия! — Голос императора сорвался на крик. — Отныне и навеки! Нумантия и Тенедос!

Военачальники, измученные боями, раненные, встретили его слова бурей восторга, и, казалось, им вторила вся наша армия.

Если бы я командовал майсирской армией, я без промедления атаковал бы нас, не давая возможности прийти в себя. Возможно, король Байран боялся понести большие потери, штурмуя занятые нами высоты, а может быть, ему самому требовалось время, чтобы перегруппироваться, — он вел войну вдали от родины, в опустошенной стране. С другой стороны, его войскам было не привыкать к трудностям.

Какими бы ни были причины, майсирская армия, многократно превосходящая нас численностью, лишь окружила полукольцом нашу скалистую цитадель, оставив нам только один путь — в выжженные степи. Похоже, противник приготовился к осаде, намереваясь уморить нас голодом.

Первым делом я убедился, что наши позиции охраняются надлежащим образом, так что если бы майсирцы вздумали напасть первыми, мы бы заранее об этом узнали.

Целые сутки я не вылезал из седла, кого-то подбадривая, кого-то одергивая резким словом, напоминая солдатам и офицерам, во имя чего они пойдут в бой в этот величайший день в истории Нумантии — и втайне боясь его.

Но что еще оставалось Тенедосу? Капитулировать? Другого выхода я не видел. В противном случае у Нумантии появится еще один страшный долг перед демонами, значительно превышающий прошлый. Но это при условии, что мы одержим победу. А что, если азаз и его боевые колдуны наложат более сильное заклятие? Что произойдет в этом случае?

Я одернул себя. Это невозможно. Император Тенедос — величайший колдун на свете. Его ошибки в Майсире стали следствием недооценки противника. Я не сомневался, что с подобным пренебрежительным высокомерием покончено.

В ставке императора суетливо толпились колдуны Чарского Братства, и всех трибунов и генералов с неотложными делами отсылали ко мне. Я надеялся, что чародеям удастся сохранить в тайне наш замысел, а азаз сейчас пребывает в безмятежности, что, к сожалению, совсем недавно можно было сказать про нас.

Утром на третий день я уже собирался снова отправиться в обход позиций, но вовремя спохватился. Я вел себя словно молодой легат, лишь недавно получивший взвод и донимающий своих солдат постоянными проверками, в результате чего они превращаются в задерганных кретинов.

У меня были свои планы на предстоящую битву. Я снова поведу в бой нумантийскую кавалерию. Ее цветом и гордостью станет горстка моих Красных Улан, усиленная остатками 17-го Юрейского Уланского полка.

Ближе к вечеру меня отыскал домициус Отман, сообщивший, что наступление начнется на следующий день, через два часа после восхода солнца. Значит, завтра судьба Нумантии будет решена.

Я заставил себя поспать два часа до полуночи и час после, затем проснулся. Лежа на койке, я чувствовал движение огромной армии, разминающей мышцы.

Я вспомнил молитву, обращенную к Танису, божеству нашего семейства, которую читал в детстве. Подобно большинству молитв, которые матери учат своих детей произносить перед сном, эта была призвана дать мне силы пережить одиночество ночи, заставляя думать не о себе, а о своих ближних.

Я шептал эти простые слова, хотя какой толк был на поле битвы от Таниса, скромного божества джунглей, когда в дело вступают такие могущественные боги, как Сайонджи и Иса, и когда демоны выполняют жуткие приказания колдунов?

Встав, я оделся. Умылся и побрился я еще перед тем, как ложиться. Нижнее белье, которое я сам стирал вечером, почти высохло. Вспомнив о пышных гардеробах, бывших когда-то у меня, я печально осмотрел свои нынешние скудные пожитки. В итоге я остановил свой выбор на более чистой из оставшихся двух рубашек, ярко-красной, как мундиры моих уланов. Сверху я надел видавшую виды кожаную куртку, ставшую за долгие годы почти черной, и узкие черные галифе, заправив их в начищенные до блеска сапоги с протертыми до дыр подошвами. Из доспехов я взял только кирасу и шлем с изрядно поредевшим плюмажем.