Далекие странники (перевод новеллы) - Тяньтянь Сяо
— Тем лучше, — злорадно заключил лао Мэн. — Раз всё так удачно сложилось, Чжао Цзин подождёт. Начнём погашать долг изнутри. Младший Кэ, сейчас же забери наших людей с границ Долины и жди с ними в… условленном месте.
Молодой призрак оторопел, сообразив, какой оборот приняло дело.
— Д-да, — выдавил он с дрожью в голосе.
Отпустив подручного, Призрак Непостоянства тщательно привёл в порядок одежду и с силой зажмурился, подавляя хищное нетерпение. По дороге к залу Яньвана он уже снова выглядел старым добрым лао Мэном.
Хозяин Долины в этот час праздно упражнялся в живописи. Когда ему доложили о приходе лао Мэна, Вэнь Кэсин безразлично кивнул, но не стал поднимать глаза и разгибать спину, словно всё его существо намертво прилипло к бумаге.
Призрак Непостоянства с порога заметил, что господин спокоен и весел. Видимо, небеса сегодня были на стороне лао Мэна.
— Повелитель, приданое, о котором вы распорядились, готово, — отчитался лао Мэн. — Могу я пригласить вас взглянуть на дары?
Не отрываясь от рисования, Вэнь Кэсин ответил очередным рассеянным кивком.
— Угу. Подожди немного.
Он бесконечно долго наносил последние штрихи, касаясь бумаги самым кончиком кисти. Лао Мэну оставалось только послушно склонить голову и ждать, опустив глаза. Палочка благовоний уже дотлела до основания, когда Вэнь Кэсин выпрямился и довольно покачал головой, любуясь шедевром. Лао Мэн кинул беглый взгляд на рисунок и увидел самую простую композицию: раскидистое дерево, несколько валунов и стоящий спиной одинокий путник. Мужчина на картине был худощав, под его просторными одеждами угадывались очертания лопаток.
Лао Мэн мысленно изумился: «Только не надо мне говорить, что наш безумец всерьёз возомнил себя человеком, пока путешествовал, и научился страдать от любовной тоски!»
Вэнь Кэсин бережно положил картину сушиться под пресс-папье и, наконец, поднял глаза на слугу. При этом нежная, тёплая улыбка на губах Хозяина Долины застыла и сделалась ледяной.
— Веди, — приказал он отрывисто.
Лао Мэн ответил поклоном и отвернулся к двери, чтобы скрыть неудержимую ухмылку в уголках губ.
Том 4. Глава 73. Правила
Как только Фэн Сяофэн увидел Гу Сян, он словно сошёл с ума и бросился вперёд с визгом:
— Поганая девчонка! Я убью тебя!
Гу Сян в притворном ужасе заломила брови и приложила руки к груди:
— Ух, я испугалась до смерти, малыш по фамилии Фэн! Надеешься, что кто-то из взрослых дяденек снова возьмёт тебя на ручки, чтобы ты мог задирать меня, слабую девушку? Твоё жестокое сердце не знает снисхождения!
— Брат Фэн, остынь немного! — остановил его Чжао Цзин. — Будь она злодейкой, разве смогла бы безнаказанно уйти на виду у стольких людей?
Цао Вэйнин понимал, что подобные речи означают намерение ополчиться против Гу Сян. Неизвестно откуда у него взялись силы, чтобы подняться на ноги, пересиливая рвущийся наружу кашель и ноющую боль в рёбрах, но Цао Вэйнин встал и закрыл собой девушку.
— Господа, — тихо, но решительно заговорил он. — А-Сян в силу юности настолько простодушно искренна, что не умеет скрывать свои помыслы и не всегда облекает их в учтивые слова. Уважаемые старшие! Даже если она ненароком оскорбила ваш слух, прошу, спишите отсутствие должного почтения на молодость и проявите милосердие…
Затем Цао Вэйнин повернулся к Фэн Сяофэну и по слогам отчеканил:
— Что касается вас, герой Фэн, этому Цао есть что сказать. В день, когда Дунтин был взбудоражен пропажей Кристальной брони и внезапной гибелью героя Шэня, Чжан Чэнлин действительно был с нами. Человеком, уведшим молодого господина Чжана от главы Гао, был Чжоу-сюн. Они покинули поместье перед взором героя Чжао, и тот нисколько не препятствовал их уходу. Чжоу-сюн поручил нам с А-Сян позаботиться о безопасности мальчика. Что же до означенного Фэн Сяофэна, этот человек не видит разницы между добром и злом, раз вступил в сговор с Ядовитыми скорпионами в стремлении выследить и убить нас. Разве самозащиту можно вменять в вину?
Гу Сян высунулась из-за спины Цао Вэйнина и указала пальчиком на Фэн Сяофэна:
— Вот именно! Поглядите на него! Напыжился, словно ему все должны по восемьсот монет, и лезет в драку, не желая выслушать! Как знать, может, он заодно с отрядом скорпионов-наёмников?
Дух Земли рвал и метал, но дело дошло до разговоров, и победить девчонку на этом поприще было невозможно. На каждое слово Фэн Сяофэна сыпалась в ответ барабанная дробь скороговорки. Болтушка скрыла рукой лукавую улыбку и указала на себя:
— Эта добрая тётушка получила распоряжение своего господина — присмотреть за маленьким негодником. Она и представить не могла, что поручение окажется таким непростым! Теперь она думает, что и Фэн Сяофэн, и вся его компашка — бесстыдники, каких свет не видывал! Скажи-ка, коротышка, ты и этот… то ли Юй, то ли Гуй[456] — из какой вы школы вышли? Обычно у людей не написано на лбу, хорошие они или плохие, но, глядя на тебя, я сильно сомневаюсь в твоём благородстве. Почему вы так настойчиво ищете Чжан Чэнлина? Два куска мусора, ты и этот Юй! Пффф.
Гу Сян закатила глаза, как капризный ребёнок. Она умудрилась приплести бывшего главу Хуашаня, который сейчас являлся всеобщим козлом отпущения — на такого незазорно было повесить любые грехи вне зависимости от того, совершал он их или нет.
Фэн Сяофэна обвинительная речь застала врасплох. Он обалдело застыл, ощущая головокружение от бурлившего в крови гнева. Дух Земли не мог предположить, что разговор обернётся против него. Он почувствовал мороз по коже от неприязненных взглядов, пронизывающих со всех сторон.
Е Байи сухо хмыкнул:
— Подобные тебе, Фэн Сяофэн, — плохой материал для практики боевых искусств. Ты не сможешь постичь «Дхарму Люхэ». За что же ты борешься?
Разве мог Е Байи сказать что-то, приятное слуху?
Раздались смешки, Гаошань-ну от обиды взревел и расколотил булыжник о землю. Но в демонстрации силы слепца не было проку. Цао Вэйнин невольно ощутил жалость к этой паре хозяина и преданного слуги. Возможно, из-за упадка сил от полученной травмы восприятие Цао Вэйнина изменилось. Окружающие люди словно потеряли человеческое обличье и виделись ему полем сорной травы, что колышется на ветру и гнётся под дождем. Эти люди с одинаковой готовностью склонялись перед теми, кто был выше и сильнее, и давили тех, кто оказывался ниже и слабее. Радуясь, что в данный