Оксана Панкеева - Рассмешить богов

Как бы в подтверждение правильности его слов, из кирпичного коридора действительно выбежала рыдающая девушка. И тут начался, как любила выражаться Ольга, дурдом.

Птенец Мафей взвизгнул «Оливия!» и, на радостях вообразив себя орлом, попытался потрясти подружку размахом крыльев и мощью полета. О полном отсутствии перьев на крылышках он вспомнил, только спикировав клювом в траву.

Кантор бросился его ловить, пока никто не наступил, и чуть не пропустил самое интересное.

Дедушка вскочил со стула и одним прыжком оказался на пути бегущей девочки, намереваясь поймать ее в объятия, остановить и успокоить. Однако при этом не учел, что бежит она не просто так и не по своей воле, а по воле все того же течения, которым едва не снесло Макса. Видимо, сила, толкавшая бедную девчушку в черную дыру тоннеля; была намного мощнее, или же у дедушки не было такого опыта, как у Доктора, но удержать Оливию ему не удалось. Девушка промчалась, как Толиков мохнатый слон, снесла, не останавливаясь, бедного дедушку и впечатала своим телом в решетку.

Доктор бросился на помощь, папа попытался последовать за ним, тетушка Сибейн вцепилась в папин рукав, крича, что не в его состоянии туда соваться. Все трое чуть не наступили не Мафея, птенец верещал, не желая ловиться, Кантор, матерясь и стукаясь макушкой о стол, шарил руками в траве… Словом, еще секунд десять у тоннеля царил безобразнейший кавардак.

За это время Кантор все-таки изловил бестолкового принца, папа внял голосу разума, Доктор со своей разговорчивой матушкой с большим трудом оттащили от дедушки несчастную ведьмочку, а сам дедушка…

Кантору хватило одного взгляда, чтобы понять, почему этого больного старика почитают своим вниманием двадцатилетние красотки. Боги, как он на нее смотрел! Сколько нежности, страсти и беззаветного обожания было в этих глазах, какая магическая притягательность таилась в завораживающей полуулыбке, в трепете тонких пальцев, утирающих слезу с девичьей щечки…

– Как тебя зовут, дитя? – ласково проворковал дедушка, чуть задерживая руку, чтобы погладить девушку по щеке. Дитя не удержало вздох восхищения, доверчиво захлопало глазами и представилось. Уже не всхлипывая.

Кантор с величайшей досадой напомнил себе, что зависть – низкое и недостойное чувство, не подобающее истинному кабальеро. Но все же как обидно было сознавать, что неотразимый Эль Драко – всего лишь жалкое подобие, бледная тень своего великого деда…

– Дядя, оставь свои ухаживания! – вмешался Доктор, пытаясь оттащить Оливию подальше от решетки. – Девочке жить осталось в лучшем случае минуту, ты не успеешь.

– Давайте попробуем ее вытащить! – Дедушка обращался к присутствующим родственникам, переводя умоляющий взор с одного на другого, а пальцы его в это время самостоятельно и непринужденно перебирали волосы девушки. В непосредственной близости от ушка и шейки. – Жалко ведь, совсем молоденькая, почти ребенок…

– Не получится, – покачал головой Доктор. – Я посмотрел, когда она еще пробегала мимо. Там несовместимые с жизнью повреждения. Отойди, я уберу решетку. Будет очень некрасиво, если девушка войдет в тоннель по частям.

Кантор покрепче стиснул в кулаке трепыхающегося цыпленка и двумя пальцами сжал ему клюв, шепотом напомнив, что его истерики сейчас будут не ко времени и не к месту.

– Точно не получится? – со слабой надеждой переспросила тетушка и проделала уже знакомый Кантору фокус с раздвиганием занавесок. – Двуликие боги! Какой маньяк это с тобой сделал? Где эта сволочь живет? Я тряхну стариной и прикончу его своими руками!

– Как все любят спорить с врачами! – мрачно заметил Доктор. А отец, глядя куда-то в глубину тоннеля, тихо поправил:

– Он не маньяк. И не живет.

– То есть? – возмутилась тетушка. – Ты хочешь сказать, что нормальный человек мог бы так изувечить ребенка?

– Это ритуальное убийство, – еще тише пояснил папа и одними глазами указал во мрак за решеткой. – Вон он. Там, в тоннеле. Он ждет ее с той стороны. Значит, он не живой человек. Нежить.

– И вы предлагаете просто так отдать бедную девочку этому упырю?! – вознегодовал дедушка. Ведьмочка испуганно вскрикнула и залилась слезами.

– Нет! Я его боюсь! Он страшный, он злой, он… он мертвый!

Старый повеса тут же заключил ее в объятия и зашептал на ушко что-то утешительное. «Интересно, – подумал Кантор, – цыплятам свойственна ревность?»

– Если он подойдет вплотную к решетке, – кровожадно оскалилась тетушка Сибейн, – я его порву как фотографию бывшего мужа! Неважно, живой он там или мертвый!

– Он не подойдет. – Папа заговорил громче, скорей всего, нарочно. – Он трус.

– Но что б ты с ним ни сделала, – добавил Доктор, – девочку этим не спасти.

– По крайней мере, она не достанется ему!

– Еще как достанется, – донесся из глубины тоннеля глухой, замогильный голос. – Сама придет и Силу свою принесет. А кто тут считает себя смелым, пусть сам ко мне войдет.

– Он не подойдет, – с сожалением констатировала тетушка. – Он не только трус, но и умный. А жаль.

Отец метнулся к решетке, вцепился в прутья и прокричал в темноту:

– Ты об этом еще пожалеешь! Слышишь, ты, трусливая нежить! И не суйся больше в этот мир, не то получишь по рогам больнее, чем в прошлый раз! Если твоему выкормышу наваляли по шее две перепуганные девчонки, то вряд ли тебе потребуется больше, повелитель сраный!

– Посмотрим, – глухо отозвалась темнота.

– Будь ты проклят, – скрипнул зубами разгневанный мэтр Максимильяно. – Если не завяжешь вот так обходиться с женщинами, ты сдохнешь, падла, от этого самого!

– Ты или входи, или убирайся и не мешай, – насмешливо отозвался его противник и все-таки приблизился. Не вплотную, чтобы не попасть под руку возмущенным дядюшкам и тетушкам, но достаточно близко, чтобы его можно было рассмотреть. Кантор с трудом удержался от матерных комментариев в присутствии дам и опять зажал клюв цыпленку. Вряд ли впечатлительный принц мог издать что-то вразумительнее панического вопля при виде этой мумифицированной физиономии, а вопли только усугубили бы и без того неприятную обстановку.

Дедушка решительно шагнул вперед и буквально за шиворот оттащил отважного папу от решетки.

– Макс, не лезь. Ты тут ничем не поможешь. Проклял мерзавца, сделал все, что мог, теперь отойди. Дэн, убирай решетку. Я сам провожу девочку через тоннель.

– Байли, ты рехнулся! – ужаснулась тетя. – Ты же не сможешь вернуться!

– Да и пусть, – с потрясающей беззаботностью махнул рукой непутевый дедушка. – Чем доживать свои дни беспомощной развалиной, отказавшись от последней радости в жизни, не лучше ли уйти сейчас и заодно сделать доброе дело? Оливия, ты согласна пойти со мной?