Оксана Панкеева - Рассмешить богов

Даже смертельное течение почему-то резко сбавило скорость после появления этого господина в белом, давая возможность всем немного отдохнуть. Доктор этой возможностью воспользовался для воспитательной работы с родственником.

– Вот и имеешь удовольствие! – сердито воскликнул он в ответ на последнее высказывание. – Если и не умрешь, то останешься инвалидом. Можешь считать, что это было твое последнее приключение. И последнее удовольствие.

На точеном, смуглом лице белоснежного дядюшки мелькнула снисходительная усмешка.

– Ты ведь прекрасно знаешь, что моя дальнейшая судьба не зависит ни от усилий врачей, ни от моего личного добродетельного поведения. Может, я умру, а может, исцелюсь как ни в чем не бывало. На все воля бога.

– Дядя, – устало вздохнул Доктор, – от старости никакие боги не исцеляют.

– Ну и на кой мне тогда такая старость? В конце концов, умереть в мои восемьдесят шесть в объятиях двадцатилетней негритянки – это не самый худший конец.

– Инсульт на бабе – это пошло, – без особого энтузиазма возразил племянник. Судя по вялости дискуссии, вопрос о любовных похождениях престарелого дядюшки был обсужден и пережеван уже много раз и ни одного, ни другого не вдохновлял.

– И почему вы, врачи, такие циники? – пожал плечами дядя. – Во-первых, не «на», а «под», если быть точным. А во-вторых, она вовсе не баба, а очаровательная девушка. Надеюсь, я не очень ее напугал… Оставим эту тему, ты мне еще при жизни надоел своими нравоучениями. Лучше скажи, почему это Макс молчит и прячет лицо, как будто не хочет быть узнанным? Я его чем-то обидел, что даже попрощаться с родным отцом не желает?

На несколько секунд повисла мертвая, нехорошая тишина, которую прервал не сознающий торжественности момента цыпленок Мафей.

– Я не понял, – пропищал он, – Диего, если это твой папа, то это, значит, дедушка? А почему ты никогда о нем не говорил?

– Думаю, все должен объяснить папа, – с трудом нашел слова Кантор, потрясенный выражением лица родителя. И с запозданием понял, что слова эти были не самыми лучшими в данной ситуации. Ведь не на пустом месте появились слухи, что Максимильяно дель Кастельмарра – самозванец, и вряд ли папе было приятно сейчас вслух признавать это перед взрослым сыном…

– Я так и знал, что твои вечные секреты кончатся чем-нибудь подобным, – печально развел руками Доктор. – Но эта ситуация превзошла все ожидания. Что ж, Макс, познакомь деда с внуком. Может, кто-то из вас сегодня умрет и больше вы не встретитесь все вместе.

– Почему это «кто-то»? – перебил красавчик в белом. – Если вдруг мы оба одновременно покатимся в тоннель, кого спасать велит тебе врачебная этика?

– Того, кто моложе, – вздохнул Доктор. Если разобраться в этих запутанных родственных связях, то он, получается, приходится Кантору дядей? Вот это новости… Полезно иногда пошляться по Лабиринту, сколько интересного узнать можно… – Это-то понятно. А вот что делать, если вы все втроем покатитесь одновременно?

– Да то же самое, – легко отмахнулся великолепный дедушка. – Но вопрос теоретический, я ведь не хуже тебя вижу, что реальная опасность угрожает только Максу. Да и то не особенно, если я не ошибаюсь, кто-то из старших уже до него дотянулся. Молари или Фрель, только у них получается дотягиваться до больных родственников, не спускаясь в Лабиринт. Так это, значит, мой внук? Макс, скажи хоть что-нибудь! Это и есть твой ребенок, тот самый, который…

– Папа! – взмолился отец. – Прошу тебя, помолчи! Здесь и так было сказано достаточно лишнего! Да, это он! Можешь на него посмотреть! А ты, сынок, можешь посмотреть на дедушку! И если вы еще хоть один вопрос мне зададите, я сегодня все-таки умру!

– Послушай, Макс, – вмешался Доктор, – не закатывай истерику. Рано или поздно это должно было случиться, и странно, что ты к этому не готов. Я тебе говорил, что надо было сразу все объяснить парню – и никаких проблем бы не было ни у него, ни у тебя. Вот теперь, пока тебя никуда не несет и все вроде бы стабильно, сядьте и поговорите.

– Действительно! – спохватился дедушка. – Что это мы стоим, и вообще, почему находимся в такой помойке? У нас такое событие – Макс мне наконец внука показал… Обстановка должна быть подобающая!

Грязь моментально высохла и на глазах стала покрываться нежной зеленой травкой. Воздух сгустился, сформировавшись в плетеные кресла и небольшой столик, такие же белые, как дедушкины одежды.

– Вот так, – удовлетворенно оглядел результат почтенный предок и удобно устроился в ближайшем кресле. – Так гораздо лучше. Замечательно сидим. Сюда бы еще нескольких дам…

– Тетушку Сибейн, – мстительно вставил папа. – Чтоб рассказала все, что думает о тебе и твоих похождениях. Или какую-нибудь пробегающую покойницу.

– Макс, ну ведь язык у тебя! – поморщился Доктор. – Только пробегающих покойниц нам не хватало для полного ощущения праздника!

И как бы специально для того, чтобы сорвать намечающийся разговор и лишить Кантора единственной возможности залатать дыры в памяти, над головами сидящих раздалось озорное «Па-аберегись!», и прямо на стол приземлилась миниатюрная хинеянка в облегающем костюме из черной кожи и с огромным зонтиком в руках. Дедушка мгновенно скис и проворчал что-то насчет любимого сыночка, который вечно все сглазит. А Доктор, предупреждая возможные вопросы, быстро произнес, подавая девушке руку и помогая спуститься со стола:

– Сибейн, моя мать. Диего, сын Макса.

Кантор едва успел вскочить, чтобы не оказаться невежей, но кланяться поостерегся, боясь уронить цыпленка.

– Это тот самый, которого Макс вечно таскает к тебе лечиться? – протараторила тетушка Сибейн. – Рада познакомиться, какой милый мальчик! Хотя порода все же видна невооруженным глазом, правнуков Кирин ни с кем не спутаешь.

Кантор поспешно отвел взгляд от ее хорошеньких ножек, напоминая себе, что перед ним почтенная старушка, а все, что он видит, – иллюзия. Бабушка между тем оборвала на полуслове свои рассуждения о Канторе и его родословной и перевела взгляд на дедушку.

– Я вижу, братец Байли все-таки дотрахался! Вот так оно и бывает, – когда, как и когда оно бывает, слушатели так и не узнали, поскольку из глубин Лабиринта вдруг донесся испуганный женский крик, заставивший тетушку замолчать и насторожиться.

– Ну я же говорил, что Максу противопоказано вообще рот раскрывать! – заметил Доктор. – Вот вам и пробегающая покойница!

Как бы в подтверждение правильности его слов, из кирпичного коридора действительно выбежала рыдающая девушка. И тут начался, как любила выражаться Ольга, дурдом.

Птенец Мафей взвизгнул «Оливия!» и, на радостях вообразив себя орлом, попытался потрясти подружку размахом крыльев и мощью полета. О полном отсутствии перьев на крылышках он вспомнил, только спикировав клювом в траву.