Михаил Исхизов - Эти заманчивые сокровища дракона

 - Я с тобой сейчас разговаривать буду, а ты молчи, - предупредил Гвоздь. - Говори только да, или нет. А от твоих разговоров у моего друга, - он кивнул на Нообста, - в ушах звенит. Вы ведь ехали травить пивом рыцаря, чтобы сокровища забрать. Так?

 Кашлентий умоляюще уставился на Гвоздя.

 - Ладно, не травить, а в сон вогнать.

 - Да! - с облегчением выдохнул Кашлентий.

 - Хочется в сокровища ручки опустить?

 - М-м-м... Да, - решился Писарчук.

 - Тебе ведь все равно кого спаивать, рыцарей или монахов, лишь бы до сокровищ добраться?

 - Да, - признался Писарчук.

 - Нам тоже. И если ты мое задание выполнишь, то сможешь взять из драконовой кладовой столько золота, сколько унесешь. И твои подельники тоже.

 Пока до башни не добрались, Гвоздь свободно и щедро распоряжался сокровищами дракона.

 - Дело простое. Когда монахи и рыцарь выйдут оттуда, - Гвоздь кивнул на Серые скалы, - ты, со своим бочонкам, к ним подкатишь и пивом угостишь.

 Кандибоб жалобно посмотрел на Гвоздя, открыл рот, хотел что-то сказать, но спохватился и снова его закрыл, так ничего и не вымолвив.

 - Чего рожу скорчил? Чего молчишь?

 - Так это... - Писарчук попыхтел собираясь с духом и выпалил: - Ты же, господин Гвоздь, мне категорическое вето наложил на выражение соответствующего мнения. Как же это я, в таком угнетенном положении, высказываться стану? - и он с опаской посмотрел на Нообста.

 - Ладно, разговаривай, - разрешил Гвоздь. - Только коротко.

 - Ежели коротко, то должен выразить конкретное сообщение, что пиво на сон-траве бабами-знахарками обстоятельно и в соответствующей консистенции настояно. Как же я его? - постарался как можно короче высказаться Писарчук. - Они же всей братией несвоевременно поснут самым натуральным образом.

 - А нам и надо, чтобы они все несвоевременно поснули, - объяснил "чучелу" Гвоздь.- Они поснут, а сокровища - наши. Ну, как, согласен?

 Кашлентий, с тех пор, как вырос и овладел грамотой, занимался бумажками. Читал, писал, считал и опять писал. В Нуидыре, лучше него никто ни писать, ни считать не мог. Потому и назначили его на важную в Поселении должность Писарчука. Но, в глубине души Кашлентий был человеком отчаянным и решительным. Мечтал о рискованных положениях, из которых выпутаться можно только за счет смелости и находчивости. Но это в глубине души. В должности Писарчука, не было места ни подвигу, ни отчаянному поступку, ни даже, просто риску. Какой подвиг он мог совершить в своей Нуидыре, чем рискнуть?! Поспорить с Бандуреем? Так спорил же. И никакой это оказался не подвиг, а совершенно дурное дело... Потому как башка у Бандурея совершенно дубовая и в споре с ним никакой реальной перспективы не предвиделось. Жизнь в Нуидыре протекала медленно, размеренно, тихо и ни разу не представилось Кашлентию какого-нибудь по-настоящему Великого Дела, чтобы мог он совершить свой Подвиг, о котором мечтал, к которому стремился всю жизнь. И вот, наконец, настало его время.

 - Да! - ответил Писарчук. Но не ограничился этим простым "Да", как приказал ему Хитрый Гвоздь. Потому что это был уже совершенно другой Кашлентий, Это был уже не Писарчук при Кандибобе. Теперь это был Кашлентий готовый к Подвигу.

 - И имею решительный характер размышления по преодолению подозрений с точки зрения монашеских предосторожностей, - уверенно заявил он. - Значит кредо свое добровольно предлагаю.

 Хитрый Гвоздь удивился. Не понял, отчего это Писарчук вдруг стал таким смелым. Но посмотрел на Кашлентия, который вдруг выпрямился во весь свой немалый рост, развел плечи и вскинул голову. Гвоздь хмыкнул себе под нос и пожал плечами.

 - Так что я, в определенной прострации, высказать свои конкретные размышления должен! - глаза у Кашлентия горели, дыхание стало тяжелым, и весь он выглядел так, будто сейчас повернется и пойдет крушить что-то опасное, громадное и неведомое. Попробуй, заставь, такого молчат.

 - Говори, - разрешил Гвоздь. - Давай, выкладывай, какие у тебя размышления?

 - Так я же определенными мыслями думаю, постоянно размышляю и соображаю о разносторонних коллизиях. И от этого задания возникла у меня озарительная идея. Не дам я им пива! - Кашлентий гордо вскинул голову и смело посмотрел в глаза Хитрому Гвоздю. - Ни глотка не дам, с полным категорическим отказом. Грудью встану поперек их желания и руки расставлю, вопреки их движению к бочонку.

 - Ну и чего? - нахмурился Гвоздь. - Мы же тебя не для того, к ним посылаем.

 - А того! - не оробел Кашлентий. Таким отчаянно смелым он себя сейчас почувствовал, что самому Гвоздю так ответить смог: - А того! Когда они с настоятельствами пристанут и ультимативные требования предъявят, заявлю, что пиво на сон-траве настояно, чтобы дракона хищнического травить! Потому и является для этих монахов категорически невозможным и неприкасаемым. Вот так я их!

 И посмотрел на Гвоздя уверенно и даже гордо.

 " До чего же барахольный народ в этой Нуидыре живет, - подумал Хитрый Гвоздь. - Ему о деле говоришь, а он, чучело огородное, какую-то дурацкую канитель завел".

 - Это зачем? - спросил Гвоздь, с тоской рассматривая Писарчука. - Этак ты все дело провалишь, - объяснил он.

 - В перспективном мышлении я это идеологическое сражение выиграю, - разулыбался Кашлентий. - Да какой дурак мне проверит? Какой мыслящий индивидум меня послушает?! Каждому ясно, что через такую лживую резолюция, я планирую свое индивидуальное пиво с глубокой жадностью сберечь. Они его и отберут, через жестокую единовременную конфискацию.

 Гвоздь не то, чтобы обрадовался, но удивился

 - А ты не дурак, - отметил Гвоздь и улыбнулся Кашлентию, как своему. Даже, чуть было не похлопал его дружески по плечу.

 - Так живем же один раз! - воскликнул Кашлентий. - Надо ведь, когда-то существенно воспрянуть и достичь! А?!!

 - Надо, согласился Гвоздь.

 Точку на горизонте заметил и Сигруд.

 - Подожди, - попросил он Каланта, который, не дождавшись нападения, похромал к дракону. - Кто-то к нам торопится. Может быть что-нибудь интересное.

 Калант оглянулся, увидел что-то темное далеко в небе и сразу понял, кто спешит к ним. Как благородный рыцарь, Калант решил предупредить дракона.

 - Это святой драконоборец, дважды рожденный Фестоний, - сообщил он противнику и посоветовал: - Спасайся пока он далеко. Святой Фестоний не знает пощады к драконам, - оглядел внушительную громадину дракона и добавил: - Может совершить чудо.

 Сигруд, как и всякий дракон, был наслышан о святом Фестонии, но в чудеса не верил.

 - Не ради тебя ли? Что ты за шишка такая, на ровном месте, что из-за тебя святой мчится в нашу глушь, чудо совершать?