Андрэ Нортон - Мастер зверей. Бог грома. Бархатные тени

Они смыкались все плотнее, глаза их стекленели. Они были возбуждены, словно от вина. То тут то там женщины сбрасывали с себя платья.

— Здесь лежит наш хун’ган! — Викторина указала на Д’Лиса. — Он не мертв, он одержим Бароном Самеди из Могилы. — Ах-х-х… пусть он встанет, встанет, встанет! — вопила она все громче и громче. — Что принесем мы Барону Самеди, чтобы наш хун’ган мог жить, мог дышать, чувствовать биение сердца, снова стать мужчиной… Что мы принесем?

— Ах-х-х-х… — стонали остальные.

— Мы принесем белую козу без рогов. Нежное мясо, чтобы рвать, чтобы пожирать. Ах-х-х… белую козу без рогов принесем мы!

Новый прыжок перенес ее ко мне. В это время кто-то за столбом разрезал путы на моих руках. В воздухе блеснула сталь — Викторина теперь сжимала нож. Я не сумела уклониться от ее молниеносного удара. Но удар этот не был предназначен для убийства. Однако мое располосованное платье упало на пол.

— Вот белая коза без рогов! — закричала она. — Пусть она отдаст свою кровь для питья, свою плоть для еды, и наш хун’ган встанет вновь.

Она кивнула, словно ожидая, будто я шагну вперед и подставлю горло под нож. Я не двинулась. Ее лицо исказилось в дьявольской гримасе.

— Иди! — она снова кивнула на алтарь. Возможно, меня спас инстинкт, приказывающий всем нам бороться со смертью, возможно, моя победа над недавними галлюцинациями. Хотя понуждение толкало меня вперед, у меня достало силы и воли стоять неподвижно.

Удары барабана, перезвон колокольцев, дребезжание тыквы создавали адский шум. Но во мне было нечто, продолжавшее бороться.

— Иди!

Мне нужно было какое-нибудь оружие, но ничего не было под рукой. Что, если она потеряет терпение и пустит в ход нож? Я подняла руки в бесполезной попытке защитить грудь.

Так я коснулась висящего на шее браслета. Что, если им… Я стянула ремешок через голову и крепко сжала его. Жалкий кистень, но это все, что у меня есть.

— Иди!! — в третий раз выкрикнула Викторина. На губах ее выступила пена, глаза были безумны.

Я не двигалась. Однако эта банда могла бы мгновенно смести меня. За спиной Викторины я увидела, как старуха подбирается ближе. Она провизжала на ухо девушке какие-то советы. Я не понимала, почему они меня не схватят. Каждое мгновение я ожидала, что меня просто скрутят, потащат на алтарь и там заколют. Однако сейчас голова у меня была гораздо яснее, чем за многие часы прежде, словно страх выжег последние остатки отравы в моем мозгу. Пот струился со лба на щеки Викторины. Ее тело раскачивалось из стороны в сторону, хотя ноги не двигались. Она была… змеей! Даже ее язык, мелькая, прятался и высовывался, и голова, казалось, сплющивается, и глаза смотрели змеиным взглядом.

Она воздела руки над головой, затем уронила их. Мгновенно настала тишина. Барабанный бой, колокольчики, дребезжание, пение стихли. Тишина была такой, что я слышала, как трещат фитили факелов.

— Ты придешь! — Она уже не вопила. — По воле Эзили Кур-Нуар — ты придешь. Именем Лoa, чья сила во мне — она хочет тебя…

Раскачиваясь, она приближалась ко мне. У меня был единственный, почти безнадежный шанс. Нож в ее руке был наготове, его безжалостное лезвие отражало огонь факелов.

Викторина снова запела, хотя на сей раз другие к ней не присоединились. Молчали и барабан, и колокольчики и тыква. Я все еще не понимала, почему они силой не принудят меня покориться их воле. Похоже, они должны были дождаться, чтобы я взошла на алтарь своими ногами. А я твердо решила, что они этого не дождутся.

Я слегка раскачала браслет-кистень… если бы она только подошла поближе… Нужно было следить за каждым ее движением. В этот момент я не сознавала ничего, кроме того, что из глаз этой женщины смотрит на меня зло, столь же древнее, как сам Люцифер, павший с небес. Шаг… другой…

Взметнулся нож. Собиралась ли она рассечь мою плоть так же, как мое платье, я так и не узнала. Я взмахнула браслетом. Обруч ударил ее под локоть. Она закричала и отшатнулась. И тогда я увидела… нет, я до сих пор не уверена…

Возможно, крепления, державшие паука, ослабли. Это единственное разумное объяснение. Я никогда не позволю себе поверить, что…

Омерзительная черная тварь вцепилась в белую плоть Викторины. Она снова издала отвратительный вопль, бросила нож и попыталась другой рукой сбить паука. Затем она побежала к алтарю, на бегу все еще пытаясь оторвать насекомое. Я с трудом могла поверить — оно вгрызалось в ее тело!

Карга тоже завизжала и схватила нож. Она повернулась ко мне, пуская слюну, глаза ее закатились так, что видны были одни белки. Сейчас, казалось мне, у нее достанет сил добраться до меня и убить.

Она до меня так и не добралась. Раздался выстрел, и старуха рухнула на пол. Из темного конца зала выбежали люди. У меня закружилась голова, и я съехала по столбу на пол.

Я увидела Викторину. Черное пятно исчезло с ее руки. Она повалилась на Д’Лиса, который слабо шевелился. Вместе они отползли на другую сторону стола и скатились за него. И это было предпоследнее из того, что я помню.

Последним были обхватившие меня руки, что-то мягкое, обернувшееся вокруг моего тела. Меня уносили, кто-то снова и снова повторял мое имя…

18

Я открыла глаза при слабом свете ночника. Разве я болела? Трудно было вспомнить. Ужасные сны… Викторина… кошмары, которая способна породить только болезнь…

Кто-то склонился надо мной. Усилием воли я отождествила имя и лицо.

— Фентон?

— Мисс Тамарис… вы узнали меня! — Голос ее звучал так, будто она плакала.

— Я была… больна? «Это не воспоминания, а всего лишь лихорадочный бред», — молилась я.

— Вы спали около двух дней. Вам было плохо, и никто не знает, чем вас травили…

Я приподнялась на подушках.

— Значит, эти сны… это было на самом деле! — Что-то во мне сломалось, и я заплакала, как никогда не плакала раньше, даже когда узнала о смерти отца.

— Мисс, о-о, мисс Тамарис, успокойтесь. Все уже хорошо, вас спасли… — Фентон села на край постели, взяла меня за руки, убаюкивая, как младенца. — Типун мне на язык, нельзя было говорить вам и заставлять вспоминать. Все хорошо, вы уже спасены.

В ответ я крепко сжала ее руки, цепляясь за них, как за якорь, и пробормотала:

— Слезы не помогают…

Однако я продолжала беззвучно плакать. Потом я впала в какое-то тупое оцепенение. Фентон принесла мне чашку бульона, затем булочки с маслом и медом, горячего молока. Я снова уснула, без сновидений.

Когда я пробудилась во второй раз, комнату освещало солнце. И я узнала номер отеля, покинутый мной. Когда? Казалось, миновали недели с тех пор, как я ночевала в этой постели, и все мои воспоминания были до странности отчужденными, словно принадлежали другому человеку.