Марк Хелприн - Зимняя сказка

– Может быть, мне стоит дать вам ключ и сообщить комбинацию цифрового кода? – спросил Хардести, продемонстрировав Питеру Лейку ключ, который он уже в следующее мгновение вновь спрятал в карман, сообразив, что подобное предложение может показаться тому оскорбительным.

Кристиана сказала Питеру Лейку о том, что он сможет найти своего белого коня на Бэнк-стрит. Сделала она это с явной неохотой.

– Я не собираюсь владеть им, – заверил ее Питер Лейк. – Ему пора возвращаться домой.

В этот момент он заметил скромно сидевшую на соседней скамеечке госпожу Геймли.

– Сара, – обратился он к ней. – Я очень сожалею о том, что говорил с вами так грубо. Поверьте, я действительно ничего не помнил. Простите ли вы меня?

– Разумеется, – ответила она. – Вы ведь Питер Лейк, не так ли?

Он утвердительно кивнул и вместе с господином Сесилом Були (фамилия Мейчер казалась последнему чересчур тяжеловесной) отправился вскрывать сейф.

Взяв у механиков все недостающие инструменты, они покинули редакцию «Сан» и направились к зданию банка, в свое время привлекшего Хардести основательностью и надежностью.

От банка их отделяло всего полмили, однако, преодолев это расстояние, Питер Лейк и Сесил Мейчер оказались в совершенно ином времени. Настоящее не вызывало у них особого восторга, однако они терпели его, предчувствуя, что в скором времени им удастся взмыть над его мутными потоками и водоворотами и навсегда покинуть его пределы. Связанные с современностью тонюсенькими ниточками, они готовы были внять хору голосов, долетавших из-за дымной завесы. Они предчувствовали неминуемую встречу хаоса и неведомого прежде порядка, который должен был изменить до неузнаваемости облик города, окруженного безмятежными синими водами.

Им открывались удивительные образы, являвшиеся отражением всего, что в нем было и будет. Они видели запряженные лошадьми повозки и груженные снегом самосвалы, пожарных с насосами, паутину заиндевевших телефонных линий, старинные шелка и поблескивающие изумрудами лацканы пиджаков, надменные и невинные лица, взиравшие на них из безвременья. Они слышали стук копыт, печальные гудки паромов, поскрипывание ремней, крики уличных торговцев и стук деревянных колес по булыжной мостовой. Сами по себе эти образы и звуки не значили практически ничего, но они позволяли Питеру Лейку ясно увидеть тех, кого он любил, и почувствовать благодатную силу любви, связывавшей воедино светлые людские души.

Здание банка, окна и двери которого были закрыты витыми испанскими решетками, тонуло в дымном мареве. Толстенные, словно голова Крейга Бинки, прутья решеток были изготовлены из закаленной стали.

– Вот это банк так банк! – воскликнул Питер Лейк, указывая на архитрав, на котором красовалась надпись: «Не побираемся, но и не обираем».

– Мы таких банков еще не брали, – вздохнул Сесил.

– Как тебе сказать, – ответил Питер Лейк, пожимая плечами. – Все, что нам нужно, – хорошие инструменты, терпение и небольшая толика профессионализма. В конце концов, это всего лишь металл.

– Но как мы туда попадем? Через главные двери?

– Мы могли бы воспользоваться и ими, тем более что в городе теперь нет ни света, ни полицейских. Однако нам не следует забывать о том, что банки обращают особое внимание именно на главный вход. Я думаю, мы сэкономим не меньше четверти часа, если попробуем попасть в здание с тыльной стороны через окно второго этажа.

Они свернули за угол и забрались на широкий подоконник, находившийся под одним из зарешеченных окон.

– В былые времена, – сказал Питер Лейк, – нам пришлось бы перепиливать прутья или использовать огромный винтовой домкрат. Теперь же, благодаря усилиям металлургов, у нас появились эти замечательные вещички.

Он достал из сумки два серебристых домкрата размером с буханку хлеба. Их зубчатые редукторы заканчивались чем-то средним между покрытым нарезкой валом и храповым барабаном. Питер Лейк и Сесил Мейчер установили домкраты между прутьями и принялись с бешеной скоростью вращать их рукоятки.

Через десять минут Питер Лейк сказал, что передаточное отношение этого набранного из сотен тончайших твердосплавных шестеренок редуктора равно двум тысячам и указал на появившиеся на прутьях едва заметные трещины. Он известил своего друга и о существовании электрифицированных моделей, в которых, впрочем, не было особого смысла, поскольку работали они немногим быстрее ручных домкратов, что способствовало развитию праздности у работников, использовавших время вынужденного простоя для завтрака или для чтения журнала «Сад и огород».

В скором времени прутья запели подобно двум столетним ирландкам, зовущим в тумане пасущихся на лугу овечек. Еще через десять минут они разошлись настолько, что Питер Лейк снял домкраты с решетки (покрутив их ручки в обратную сторону) и легко пронырнул между прутьями. Для того чтобы затащить туда же пухлого Сесила, ему пришлось предварительно натереть его графитом. Рана его заныла при этом так, что он скорчился от боли.

– Все нормально, – сказал Питер Лейк, немного придя в себя. – Не расслабляйся.

Они просверлили с дюжину крошечных отверстий в лентах системы сигнализации и соединили их медными проводами, после чего аккуратно прорезали в стекле отверстие и вдавили его вовнутрь при помощи двойной присоски. Они пытались заблокировать систему сигнализации, руководствуясь своеобразной профессиональной этикой, а не стремлением избежать встречи с полицией (которой и так хватало дел). После этого они привязали к одному из прутьев веревку, повесили на плечи сумки с инструментами и стали медленно спускаться вниз.

Через минуту-другую они уже стояли на полу. Питер Лейк замер, вглядываясь в колышущуюся кромешную тьму.

– Тихо! – шепнул он Сесилу, решившему, что они вот-вот угодят в лапы полиции. – Ты слышишь?

– Ты о чем? – прошептал в ответ Сесил.

– О музыке…

– Какой еще музыке?

– Фортепьянной… Она играет тихо-тихо…

Сесил прикрыл глаза, задержал дыхание и сосредоточился, но так ничего и не услышал.

– Какая удивительная музыка… И какая спокойная… Сесил вновь задержал дыхание и прислушался.

– Я люблю музыку, – сказал он через полминуты. – Но я ничего не слышу!

– Она очень тихая и кружит, подобно маленькому облачку, под куполом этого зала.

Они пересекли целую прерию полированного мрамора и стали спускаться по широкой лестнице, ведущей в подвальный этаж, где находилось бронированное хранилище с банковскими ячейками. Открыв стальную дверь подвала при помощи шила и молотка, они включили фонари и подошли к круглому люку хранилища, диаметр которого составлял никак не меньше десяти футов, а шарнирные пальцы были вдвое толще пожарного гидранта. Впрочем, его вид не произвел особого впечатления на Питера Лейка, тут же начавшего бесконечный монолог, заставивший Сесила вспомнить о Мутфауле, который при решении особенно сложных задач всегда что-то бормотал себе под нос.