Олег Верещагин - Скажи миру – «нет!»

Две с лишним сотни подростков – это много. Семеро командиров – это тоже немало. Ярлы Тиль и Лаури, князья Олег и Ярослав, атаманы Николай, Павел и Марио собрались на совет над морским берегом, где в Черное море с грохотом падал горный поток.

Ярлы и атаманы держались настороженно. Казачата давным-давно считали восточное и северо-восточное побережье моря своей вотчиной. Пираты же Средиземья и ярлы Севера и Запада весьма регулярно наведывались в эти воды, что приводило как к конфликтам разной степени кровопролитности, так и к кратковременным союзам против лезущих через Кавказ урса. Я так понял, что и Лаури был не без греха, а уж Тиль вообще прошлым летом убил нескольких человек Кольки, чуть не похитил его девчонку и сам потерял людей. Так что нам с Ярославом пришлось служить чем-то вроде амортизатора между полюсами.

Ну, впрочем, особо уж амортизировать оказалось нечего. С Нового года казачата постоянно отбивали атаки урса, каким-то непонятным путем преодолевавших заснеженные перевалы. Было много убитых, а главное – урса то ли убили, то ли похитили Ирину, ту самую девчонку Кольки. Из всех, кто с ней был, в живых не остался никто – и некому было рассказать о ее судьбе…

…Карта Кавказа была настоящей, туристической, очень подробной. Прижав ее локтем, Марио – светловолосый итальянец – возил по ней пальцем.

– На побережье Каспия действуют наши астраханские друзья… Перевалы Клухор, Мамисан, Крестовый, да и все остальные еще не открылись… На реке Кура действуют несколько отрядов северян – наши… ой, в смысле, русские… и еще кое-кто. Урса стоят на правобережье Куры в двух десятках мест. Их не меньше пятнадцати тысяч.

– А наших? – поинтересовался я. – Хотя бы приблизительно?

– Около шести сотен на весь Кавказ. – Марио оценивающе посмотрел на меня. – Франсуа рассказывал, что ты хороший фехтовальщик.

– Франсуа Жюссо? – быстро спросил я. – Он что, здесь?

– Там. – Марио махнул рукой на восток. А я заметил, как вскинул голову о чем-то разговаривавший неподалеку с казачатами Вадим. – Так как насчет фехтования?

– Скоро ты это увидишь, – пообещал я.

– Что же вы собираетесь делать? – вклинился Лаури.

– Собирались идти на юг, к устью Чороха, – сообщил Павел, черноволосый широкоскулый мальчишка, небрежно державший на высоко поднятом колене саблю с богатой рукоятью. – С нами пойдете?

– Почему нет? – пожал плечами Ярослав…

…Я отошел от нашего костра, возле которого Лаури и Николай вяло заспорили об обстоятельствах похода. В ночи – по-южному черной – на склоне холма горели костры, тут и там слышались голоса, песни, смех. Я развел руки в стороны и глубоко вдохнул теплый, перенасыщенный весенними бешеными запахами воздух. И вдруг подумал, что скучаю по неспешной, степенной северной весне.

«Нет, – решил я, – следующую весну мы встретим в наших местах…» Я закрыл глаза и представил дубы над Ергенью, ее медленную воду, широкие плесы…

– Олег.

Я обернулся. Позади меня стоял Вадим.

– А? – поинтересовался я, отворачиваясь.

– Мы с тобой друзья, Олег?

– Да, – спокойно ответил я, глядя, как красиво светится море – полосы рыб и дельфинов светящимися торпедами рассекали его туда-сюда, взрываясь дорожками искр, когда кто-то из обитателей глубин выпрыгивал на поверхность.

– Пожалуйста, – с усилием выделил это слово Вадим, – сделай так, чтобы мы не встречались с Франсуа.

– Сделаю, – ответил я, не поворачиваясь.

Вадим переступил с ноги на ногу и даже с какой-то обидой спросил:

– Даже не поинтересуешься – почему?

– Не поинтересуюсь, – отозвался я. – И так знаю.

– Все-то ты знаешь, – сказал он, и я повернулся к нему, улыбаясь:

– А помнишь, ты как-то упрекнул меня в том, что я «такой дебил в некоторых вещах»? Перед нашим первым походом? Умнею.

На какой-то миг Вадим потерялся. Потом сердито сказал:

– А ты ничего не забываешь, Олег.

– Ничего, – подтвердил я.

– А все-таки, – тихо сказал Вадим, – страшненьким ты стал…

– Это ты мне тоже говорил, – вспомнил я.

– С тех пор – еще страшнее, – буркнул Вадим, поворачиваясь. Он ушел бесшумно, как и положено. А я вдруг (действительно «вдруг», неожиданно для самого себя!) засмеялся. Откуда-то пришли строки – по-моему, из какого-то кино, – которые я пропел-проговорил вслух:

Эти детские игры мне давно уж не по нутру…Блеск кинжала и шпаги интересней, поверьте…Мы давно играем в одну и ту же игру —И игра эта пахнет смертью…

– Олег, ты чего? – Танюшка подошла тоже бесшумно. Она улыбалась, покусывая травинку, коса была распущена, волосы падали на плечи и до пояса, на грудь… – Ты чего, Олег? – весело спросила она. Вместо ответа я встал на колени и, обняв ее бедра, прижался щекой к животу…

в последнем месяце лета я встретил тебяв последнем месяце лета ты стала моейв последнем месяце лета речная водаеще хранила тепло июльских дождейи мы вошли в эту воду однаждыв которую нельзя войти дваждыс тех пор я пил из тысячи рекно не смог утолить этой жаждыпервая любовь была слепапервая любовь была как зверьломала свои хрупкие костикогда ломилась сдуру в открытую дверьи мы вошли в эту воду однаждыв которую нельзя войти дваждыс тех пор я пил из тысячи рекно не смог утолить этой жаждыв последнем месяце мы распрощались с тобойв последнем месяце мы не сумели не проститьв последнем месяце летажестокие дети умеют влюбляться не умеют любитьи мы вошли в эту воду однаждыв которую нельзя войти дваждыс тех пор я пил из тысячи рекно не смог утолить этой жажды

…Обнявшись, мы сидели на большом камне, и море о чем-то вздыхало у наших босых ног. Неподалеку монотонно ревел поток, но не мог заглушить близкий звон гитары и отчаянный, какой-то небесный голос мальчишки, поющий ревякинскую «Вольницу»…

Вспомни – бредилЗапорожской СечьюВспомни…Ковш горилки крепкойЗвонкие бандурыПесни до утраПока дремлют пулиВспомни!БредилЗапорожской Сечью!Вспомни!Буйный оселедецДруги боевыеСтруги скорыеШеи голыеВоля!Наша Вольница без одежд пришлаВ край, где верили, где варили властьСкорые до рук, до расправ-усладЛокти выголив, порезвились всластьНаша Вольница болью корчиласьШарил грудь свинец, шею сук искалВыкормыши бед тенью КормчегоШабаш правили в долгих сумеркахНашу Вольницу Ветер выплюнулОтрыгнул огонь прелым порохомВыструнили псов гимны выть в пленуНе изранить жуть нервным сполохомЧох!..

– Страшно, – прошептала Танюшка, прижимаясь ко мне. Пламя костра металось неподалеку в такт песне…