Мервин Пик - Горменгаст

Теперь следовало главное внимание уделить управлению лодкой. Преступник хотел не только подвести ее прямо под отверстие в потолке, но и не допустить, чтобы она перевернулась. Едва только Щуквол мощным гребком короткого тяжелого веса направил лодку к центру комнаты, вырезанный круг наконец выпал из потолка, и на воде в логове заиграло новое световое пятно.

Но Щуквол не поднял голову. Наоборот, он, втянув голову в плечи и скрываясь от взглядов, направленных на него сверху, под широкими полями шляпы, прилагал все усилия к тому, чтобы удерживать лодку непосредственно под отверстием в потолке. Затем он вдруг выкрикнул голосом, который, конечно, не был похож на голос его жертвы, но узнать в нем голос самого Щуквола тоже нельзя было.

— Ваша милость!

— В чем дело? — негромко отозвалась Графиня сверху. Один из людей, стоявших рядом с ней, придвинулся поближе к отверстию.

Снова раздался голос снизу.

— Там, наверху! Где Графиня?

— Это доброволец, который заплыл в комнату! — воскликнул человек, рискнувший заглянуть в выпиленное отверстие. — Ваша милость! Это волонтер! Он прямо под нами!

— И что он говорит? — воскликнула Графиня каким-то загробным голосом — черные мысли царапали ее душу.

— Что он говорит? Скажите быстрее, ради всех святых Камней Горменгаста!

Графиня шагнула вперед и, наклонив голову, посмотрела на человека в широкополой кожаной шляпе и тяжелой куртке, сидевшего в лодке прямо под ней. Она уже собиралась сама окликнуть добровольца, который явно не собирался поднимать голову, чтобы посмотреть вверх; но его голос первым нарушил тишину, ту странную тишину, которая вдруг установилась, несмотря на плеск волн, завывание ветра и шипение дождя. Напряжение, охватившее всех, казалось, подавило все звуки природы. Оно лишь усиливалось от страшной мысли, что смертоносная птичка упорхнула.

— Скажите ее милости Графине, что здесь никого нет! — говорил человек из-под шляпы. — Выйти отсюда можно только через окно! Двери открыть нельзя. Скажите ей, что здесь, кроме воды, никого и ничего нет. Здесь негде спрятаться и малой птичке! Его здесь нет, если он вообще здесь был... в чем я сомневаюсь!

Графиня медленно опустилась на колени, словно собиралась молиться. Все в ней застыло. Она так ждала этого момента, когда можно будет наконец схватить и прилюдно предать смерти врага Гррменгаста, воздать ему по заслугам. А этот человек в лодке сообщает, что в комнате никого нет!

Но что-то в ней не хотело принять того, что такие колоссальные приготовления, такое сосредоточие и объединение усилий всего Замка окажутся бесполезными; более того, что день, который должен был стать днем возмездия, окажется безрезультатным и что не свершиться то, чего она так желала.

Графиня склонилась над круглой дырой и, опершись на локти, опустила в отверстие голову.

Первый быстрый осмотр комнаты вроде бы подтверждал слова добровольца — спрятаться там действительно было негде. Пустые стены, старые картины, запертая дверь, вместо пола — вода. Вот и все. Графиня перевела взгляд на человека в лодке.

Да, действительно, удерживать лодку в одном положении на воде, было весьма сложно. Но все же было странно, что человек этот даже не делал никаких попыток хоть на мгновение поднять голову и взглянуть вверх, туда, где у отверстия собрались с нетерпением ожидающие его сообщения люди.

Еще стоя у окна, она видела, как доброволец спускался в лодку и потом, работая веслом, боролся с волнами. Тогда она, заливаемая потоками дождя, врывающимися в открытое окно, с нетерпением ждала какого-то сигнала — свистка или шума борьбы. Она была так уверена, что Щуквол находится в комнате и вступит в схватку с добровольцем, как только тот туда проникнет. Эта уверенность, которая окончательно не покинула ее даже после того, как она, осмотрев все, вроде бы сама удостоверилась в том, что комната пуста, заставила Графиню повнимательней присмотреться к человеку в лодке, который позволил себе выразить сомнение в том, что Щуквол здесь вообще когда-то был.

Графине показалось, что человек в лодке выглядел теперь более худощавым, но это наблюдение не вызвало в Графине никаких подозрений — она особенно не присматривалась к добровольцу, когда тот садился в лодку, а сейчас неверный, пляшущий свет в комнате кого угодно мог ввести в заблуждение. Но взгляд Графини, снова оббежавший комнату, остановился на предмете, который она не заметила при первом беглом осмотре — стена, в которой находилось окно, была освещена хуже всего. И только теперь она заметила какой-то узкий длинный предмет, висевший у этой стены. В первое мгновение она не поняла, что это такое, но постепенно, по мере того как ее глаза привыкали к прыгающим пятнышкам света, все яснее видела, что это каноэ.. Присмотревшись еще лучше, Графиня увидела, что это каноэ Тита! То самое, которое украл у него Щуквол! То самое, в котором он заплыл в эту комнату! Но где тогда он сам? Повесил лодку под потолок и уплыл? Зачем бы он это сделал, имея такое легкое и удобное средство передвижения? Но комната действительно пуста — только плещущаяся вода и этот человек в лодке... Пусть даже Щуквол исчез из комнаты, почему он повесил здесь украденное им каноэ? И почему этот доброволец, который не мог не увидеть каноэ, свисающее с потолка, заявил, что Щуквола здесь вообще не было? Ведь он знал, как и все остальные, рассказ Тита!

И Графиня перевела взгляд на человека в широкополой шляпе и внимательно к нему присмотрелась. Покатые, сутулые плечи, нервные быстрые движения при работе веслом — и в Графине стало быстро расти подозрение, что тот плотный, кряжистый доброволец, которого она видела несколько минут назад, за это краткое время, после того как он проник в комнату, странным образом изменился. Но пока это подозрение было столь неопределенным, что она не могла сделать следующего логического шага. Но оно вселило в нее какое-то беспокойство, достаточное для того, чтобы, повинуясь внезапному внутреннему порыву, Графиня вдруг, набрав полные легкие воздуха, выкрикнула, да так громко, что не только человек в лодке, но и все стоящие вокруг вздрогнули:

— Доброволец!

— Да, ваша милость? — не поднимая головы, отозвался человек в лодке: он лихорадочно работал веслом, пытаясь, очевидно, оставаться прямо под отверстием в потолке. Неужели он действительно так занят своей лодкой, что не может даже на мгновение поднять голову и взглянуть на Графиню? — Да, ваша милость?

— Вы что, ослепли? — кричала Графиня. — У вас что, глаза по-высыхали?

Что Графиня имела в виду? Неужели она увидела?..

— Почему вы не сообщили о том, что висит у стены? — В стесненном пространстве комнаты голос Графини казался особенно громким. — Вы что, не видите?