Раймонд Фейст - Хозяйка Империи

Мара пришла в ужас: она боялась оставить Люджана, Сарика, а более всего Камлио в лапах диких горцев.

— Куда же мы отправимся?

— Есть вещи, которые тебе следует увидеть. Совет моих собратьев должен выслушать твои доводы, твою историю и допросить тебя. — Словно угадав причину смятения Мары, Калиани смягчила свое непреклонное требование:

— Это займет времени не больше, чем нужно двум женщинам, чтобы побеседовать. А то как бы твои воины не обеспокоились за тебя и не наделали глупостей.

— Тогда я в твоем распоряжении, — решительно сказала Мара.

Понимая, что другого случая не представится, она приняла предложение Калиани, но не ожидала, что дальнейшие события будут разворачиваться с такой быстротой. Турильская колдунья перегнулась через узкую столешницу, твердыми сухими пальцами взяла Мару за запястье и произнесла какое-то слово.

Мара услышала только первый шипящий слог. Шум в ушах, яростный как грохот штормовой волны, заглушил остальное. Пол ушел из-под ног; пропал и стул, на котором она сидела. Стены пекарни раздались в стороны и исчезли, уступив место простору завывающей серой пустоты.

Время застыло. Воздух стал холодным и разреженным. К стыду всех своих предков, Мара чуть не закричала от страха, но переход через бездну столь же внезапно закончился.

Так же бесцеремонно возвращенная на землю, Мара обнаружила, что стоит посреди площади, освещенной шарами чо-джайнов. Калиани все еще сжимала ее запястье. Рука колдуньи была тверда, тогда как собственная рука Мары дрожала, как пламя свечи на ветру. Не в пример цуранским городам, расположенным на равнинах, здешние здания, вырубленные в крутых гранитных склонах, поднимались ярусами. Открытое пространство в нижней части долины, где стояла Мара, было окружено террасами. Взгляд Мары скользил вдоль линии колонн, контрфорсов и арок, возведенных с изумительным мастерством. Опорами для деревянных или каменных галерей служили тотемные столбы в виде драконов или гигантских морских или воздушных змеев — чудовищ турильских мифов. Шпили и купола возносились в звездное небо или пронзали специально подсвеченные облака тумана. Мара замерла от восторга перед красотой, какую даже и вообразить не могла.

По улицам проходили горцы в простых кильтах и штанах. Многие молодые воины были обнажены выше пояса, несмотря на вечернюю прохладу, но попадались и такие, которые щеголяли в ярких вязаных рубахах. Женские наряды состояли из длинных юбок и просторных верхних блуз; у совсем молоденьких покрой одежды давал возможность на мгновение приоткрыть гибкую руку или округлую грудь, чтобы привлечь восхищенные взоры встречных юношей.

— Что это за город? — не удержалась от вопроса Мара, полной грудью вдыхая воздух, пронизанный благовониями.

Она глазела на окружающие чудеса как деревенский простак, впервые попавший в цирк.

— Доралес, — сообщила Калиани. — Ты, вероятно, первая из цурани, которой позволено увидеть нашу столицу. — Ее тон стал более зловещим, когда она добавила:

— С равным успехом ты можешь оказаться и последней.

От мрачного замечания Мару пробрал озноб. У нее было странное ощущение, словно она видит все это во сне. Изящные шпили, тысячи ярко освещенных окон, тотемные столбы с загадочными резными изображениями, мелькание и суета уличной жизни — все это порождало у Мары чувство ненадежности, хрупкости, как будто в любой миг ее могут бросить в хаос ночного кошмара. От изумления и растерянности властительница так и простояла бы, оцепенев, на месте, если бы Калиани не потянула ее вперед с таким же бесцеремонным нетерпением, с каким мать поторапливает непослушного ребенка.

— Не задерживайся! Тебя ожидает Круг Старейшин, и, если им придется ждать слишком долго, это не послужит тебе на пользу.

Мара даже споткнулась от неожиданности:

— Меня ожидают? Как это может быть?

Однако Калиани не стала отвечать на вопрос, который показался ей бессмысленным. Она потащила Мару сквозь толпу, привлекая всеобщее внимание. Прохожие пялились на них и тыкали пальцами в их сторону, кое-кто презрительно сплевывал. Цуранская гордость заставила властительницу Акомы пренебречь такими оскорблениями: обращать на них внимание было бы ниже ее достоинства, но у нее не оставалось ни малейшего сомнения: для этих людей она заклятый враг.

Но любопытство пересилило. Мара спросила:

— Почему люди в моей стране ничего не слыхали об этом городе?

Калиани протащила ее мимо раскрашенной повозки, влекомой двумя злобными квердидрами; ими управлял сухонький старичок в накинутом на плечо пледе, сшитом из разноцветных лоскутов. В его повозке находился странный музыкальный инструмент, и люди на улице кидали ему монетки или весело окликали его, упрашивая что-нибудь для них сыграть. Он отвечал короткими фразами и дружелюбно улыбался.

— Если бы кто-нибудь из вашей страны услышал о нем, ваша Ассамблея прикончила бы его, чтобы не болтал, — сварливо ответила Калиани. — Башни, которые ты видишь, и все эти здания, вырубленные в скалах, возведены силой магии. Если бы тебе был открыт доступ в Город Магов у тебя на родине, ты могла бы увидеть такие же диковинки. Но в Цурануани Всемогущие сохраняют чудеса, которые может творить их сила, только для самих себя.

Мара нахмурилась. Она припомнила, как не хотелось Миламберу рассказывать о той поре его жизни, когда он состоял в Ассамблее. Ей пришло в голову, что клятвы, связывающие его с Ассамблеей, должны быть устрашающе сильными, чтобы обеспечить молчание такого могущественного чародея. Она ничего не знала о характере магов, но в свое время из слов Хокану поняла, что Фумита — не алчный человек. Наделенный магической силой и окутанный тайной, но явно не из тех, кто ставит собственную выгоду выше общего блага народов Империи.

Могло показаться, что в распоряжении Калиани имелись колдовские средства для чтения мыслей Мары.

— Кто знает, почему маги у вас такие скрытные? — пожав плечами, ответила она на вопрос, не высказанный вслух. — Не все они скверные люди. Большинство

— это просто ученые, которые стремятся только к постижению тайн своего искусства. Возможно, в самом начале они создали свое братство для защиты от какой-то угрозы или для противодействия необузданной, опасной магии чародеев-отступников, не пожелавших обучаться умению владеть собой или использовавших колдовской дар во зло. Только боги могут это знать. Но если в прошлом и существовали благие намерения и убедительные доводы в пользу такого образа действий, с течением времени цуранские маги сильно подпортились. С точки зрения турильских законов не может быть никакого прощения тем, кто убил тысячи девушек, лишь бы не дать развиться их талантам.