Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

Лицо старика выразило великое облегчение.

— Иного мы и не желаем. И знайте, сэр рыцарь: добьетесь вы успеха или нет, мы будем вечно вам благодарны за все, что вы сделаете для нас.

И даже Канта, подозрительная по натуре, услышала правду в словах старика.

Солнце уже полностью вышло на небо, когда они всемером отправились на восток, навстречу разгорающемуся дню. По земле стлался туман, и казалось, что они едут по золотой дороге прямо в облака.

Мальчик, так и не сказавший, как его зовут, сидел в седле перед Гектором, наслаждаясь свежим ветерком и красотой ранней осени. Его, дитя городских улиц, завораживали луговые цветы, прихваченные первыми заморозками, поля, струящиеся волнами, как зеленое море, и только начинавшие одеваться в разноцветный убор деревья.

Замок Элизиан стоял на юго-востоке, за Великой рекой, пересекающей остров с севера на юг. С высокого утеса он глядел на южное побережье острова в десяти милях от него. В ясные дни с самых высоких его башен виден был океан, тихо набегающий на подветренный берег — разительное отличие от свирепых валов, громящих остров на севере, откуда приехал Бранн.

В лиге от реки Гектор и Анаис недоуменно переглянулись. Здесь, на юге, она всегда громко шумела, раздувшись от северного прилива и вод притоков, больших и малых. Ее грозная песнь слышалась на многие мили, но теперь до путников не донеслось ни единого звука, кроме тревожного чириканья птиц да воя ветра.

— Река стояла низко, когда мы переправлялись в последний раз, — сказал Анаис, — но такой тихой я ее не припомню. — Женщина позади него накренилась, и он пристроил ее руку так, чтобы она крепче охватывала его за пояс.

— Она теперь почти совсем высохла, — вставил Брани. — Кое-где на дне только лужи остались. Я ехал к вам по восточному берегу моря, и колесо каменной мельницы в Гавани Надежды стояло без движения.

— Морская вода уходит в могилу звезды, увлекаемая ее жаром, — сказал Гектор, показывая мальчику парящего в небе ястреба.

— Линия северного берега отступила больше чем на милю, сэр Гектор, — подтвердил рыбак. — Иначе вход в рудник никогда бы не обнаружился.

Как только он произнес это, под землей прокатился рокот.

Гвардейцы пришпорили коней. Спящее Дитя давало о себе знать таким образом еще до исхода островитян — трясло землю, точно потягивалось во сне. Эти сотрясения постоянно усиливались.

До реки они доехали молча. Перед ними вырос мост у Присова Брода, самый большой на острове. Он чернел на утреннем солнце, которое поднялось уже высоко.

— Ты взял хлеб для троллей, Гектор? — шутливо спросил Анаис. Согласно давней традиции все путники бросали в реку хлеб или сухари для сказочных стражей, живущих под старым мостом.

— Нет, — слегка улыбнулся Гектор — Нам теперь надо беречь каждую крошку. Что толку пережить стихийное бедствие, если потом с голоду помирать придется?

— Тролли так и так уплыли со Вторым Флотом, — добавил Джармон, немного воспрявший духом от поездки на свежем воздухе.

— Вот почему жена прелата оказалась на корабле твоего отца, — вздохнул Анаис.

— Причислить жену прелата к троллям значит нанести им тяжкое оскорбление, — не уступил Джармон.

Копыта лошадей застучали по доскам настила над почти пересохшей рекой. По каменистому дну (раньше глубина реки под мостом превышала человеческий рост) упорно струились ручейки притоков, доказывая, что река не совсем еще умерла.

Солнце достигло зенита, когда вдали показались башни Элизианского замка. Солдаты, как всегда, невольно придержали коней, чтобы полюбоваться величественным зрелищем. Белый мрамор на синем осеннем небе сверкал по-прежнему, указывая путь, как маяк.

И Гектор, и его мать родились в этом дворце. Задержавшись на мгновение, он пустил лошадь быстрой рысью, к восторгу своего маленького седока.

Меланхолия не заставила себя ждать. Они ехали через бесконечные, теперь сильно поредевшие яблоневые сады. Деревья к западу от Истона, вплоть до Зачарованного леса, где родился Анаис, беспощадно вырубались на постройку кораблей. Яблони, непригодные для этой цели, постигла такая же участь — они шли на сундуки, бочки и даже на топливо для кузниц, где спешно ковали оснастку, наконечники для стрел и многое другое. Немногие оставшиеся в садах деревья принесли скудный урожай, но собрать его все же стоило.

Еще тяжелее оказалась дорога через Каменный лес, некогда подходивший к самому подножью утеса, где стоял замок. Земля, из которой произрастали древние деревья, считалась Живым Камнем, первичным элементом, сохранившимся от самого Преждевременья, когда мир был нов. Семена лесных деревьев, по преданию, бросили в живую землю, и из них выросли громадные кедры и дубы, наделенные волшебной силой. Эти великаны, чья кора отливала зелеными, пурпурными, алыми и золотыми красками, сами казались подобием Живого Камня — они не валились от ветра, не горели в огне, не поддавались гнили. Они стояли вечно, никогда не меняясь, и древние соки, струясь по ним, складывались в бесконечную мистическую симфонию веков. Анаис и Гектор провели в этом лесу свое детство, и им больно было видеть, что от прежних гигантов остались только огромные пни. Из их древесины построили корабельные корпуса и мачты, не боящиеся гнили, огня и океанских бурь.

«На этих кораблях наши семьи обрели спасение, — говорил себе Гектор, проезжая по вырубке. — Спасение».

На другом краю Каменного леса стали видны крепостные стены замка, к которым вели триста ступеней. Гектор, придержав лошадь, оглянулся и увидел испуг на лице старого рыбака.

— Не отчаивайся, Бранн. Теперь, когда подъемников больше нет, такое восхождение немногим под силу. Оставайся здесь. Мы с Анаисом, Джармоном и Кантой скоро вернемся.

Двое солдат — старый и молодой — вздохнули, но промолчали.

За все годы, прожитые в замке, Гектор не уставал восхищаться его устройством. Вот и теперь, поднимаясь по высеченным в скале ступеням, через ведущие к замку сады и террасы, он высматривал скрытые там укрепления. Когда-то в этих расположенных кольцами бастионах размещались десять тысяч солдат. То, что они оставались скрытыми от посторонних глаз, было заслугой короля Вандемира. Он воздвиг этот замок, как монумент мирному времени, помня при этом, что война всегда где-то не за горами.

Король верхом на гиппогрифе, чья разбитая статуя валялась теперь в сухом фонтане на площади Истона. Дед Гектора.

— Ты знала его, Канта? — спросил Гектор, поднимаясь по гранитным дорожкам мимо засохших клумб и фигурно подстриженных деревьев. — Короля Вандемира?