Александр Савинов - Дорога на Киев (фрагмент)

— Нет, простые звери. Литва и жмудь до сих пор им поклоняются и называют гивоитами. Живут в реках, но за добычей часто вылезают на берег, могут прятаться в траве. Скоро сам увидишь, их ни с кем не спутаешь.

Всегда говорил, что Всеслав умеет сделать человека спокойным. Мы двинулись дальше, с опаской осматривая место, куда ставить ногу. В ближайшей роще мы с Данилой вырубили по крепкому посоху, Всеслав нес свою дубину, как хворостинку, поэтому ему посоха не понадобилось.

Мы подошли почти к деревне, как из травы на посох, которым я ощупывал дорогу, метнулось что-то черное, и посох разлетелся на щепки. Следующей была бы моя нога, не выхвати Данило меч. Он, хыкнув, рубанул так, что во все стороны брызнула красная кровь, а гивоит, разрубленный пополам, задергался в конвульсиях, раскрывая страшную широкую пасть с острыми, крепкими зубами. Это был черный жирный зверь, похожий на ящерицу, с неестественно толстой блестящей кожей, мощными лапами и крупной головой. Несмотря на внешнюю неуклюжесть, двигался он на удивление быстро. Я потащил из-за спины топор, Всеслав приготовил дубину.

— Эй, Иванко, топором ты мало что сделаешь. Зазря я тебя мечом работать учил что ли?

И Данило бросил мне свой короткий акинак. Рубить мечом было сподручнее — меньше шансов промахнуться — поэтому я поймал его без возражений.

Трава зашевелилась еще в двух местах. Всеслав поднял дубину. Выскочивший на него зверь не успел раскрыть пасть, как сучковатая палица вбила его в землю. Второго раскромсал я, на секунду опередив Данилу.

Теперь трава впереди волновалась, словно под ветром, местах в десяти, столько же гивоитов начали обходить нас с флангов.

— Отходим к ближней роще, — бросил Данило, внимательно осматриваясь, и сделал несколько шагов назад. Мы, пятясь, последовали за ним, стараясь не допустить, чтобы звери замкнули нас в кольцо.

В роще, где трава была реже и короче, мы перевели дух.

— Что делать будем? — спросил я.

— Прорываться нельзя — сожрут. В деревне наверняка никого нет, значит, и перевоза нет. — сказал Данило.

— Пойдем к городу, там есть перевоз, — решил Всеслав.

К городу подошли к вечеру, когда стража уже собиралась закрывать ворота. Я приготовился встретить таких же пьяниц и прощелыг, но ошибся. Рослый стражник в возрасте Данилы с готовностью показал нам дорогу к корчме, посетовал, что в городе из-за нашествия лютых зверей собралось много народу из окрестных деревень, а на вопрос, работает ли перевоз, ответил:

— Работать-то он работает, только желающих мало, и перевозчики дорого стали брать, хотя и их понять можно — никому не хочется за просто так коркодилам в пасть отправляться.

Корчма оказалась такой же дымной и вкусно пахнущей, как первая, но не в пример опрятнее и спокойнее, хотя и здесь чувствовался удалой дух. Народ сюда набился битком. К нам подошел корчмарь, моложавый, стройный и высокий мужик с черными с проседью волосами и доброжелательными серыми глазами.

— Поужинать хотите, ребята? В корчме посадить не могу — сами видите, что делается. Идите на задний двор, туда вам хозяйка вынесет все, что пожелаете.

На заднем дворе горело несколько костров. Мы подошли к самому большому, над которым на самодельном вертеле жарился целый бычок. Вокруг него расселись люди, как я понял, в большинстве своем купцы. Когда мы подошли, нам, потеснившись, охотно дали место, сунули в руки по куску мяса.

Вышедшая хозяйка, веселая рыжеволосая женщина по стать хозяину, принесла кувшин вина, который тут же пустили по кругу. Данило попросил принести еще пару. Народ у костра ответил радостным гомоном.

Как всегда в таких случаях, когда вместе собираются веселые, не воинственные и не особо пьяные мужики, травили байки.

— А у нас вот что случилось, — неторопливо проговорил кряжистый купец с густой светлой бородой на строгом лице. — Старый князь у нас любил приложиться к зелену вину.

— Ну и что? А ты не любишь? — перебил его молодой черноволосый напарник с золотой серьгой в ухе.

— Сиди, Проша, помалкивай. Сам знаешь, что из этого получилось. Иногда князь так пировал, что послов забывал принимать. Спал, стало быть. Послам это не нравилось, они на него до того обиделись, что их государи войной на нас пошли да так обкромсали княжество, что остались от него пара городов с посадами, а весей, почитай, и вовсе не было. Князь в одно прекрасное утро встал и, видать, с сильного похмелья, решил создать думский совет. Чтобы за него думали, как землю нашу из неволи вызволять. Сказал своим дружинникам: «Вы, дружинники, добывайте себе поддержку посадских и младшей чади, как на новгородском вече, — кого больше ста человек поддержат, тот будет в совете сидеть, того буду поить-кормить да золотой казны немерено…»

— Во лепота! — ахнул кто-то. — Я б народ в корчме допьяна напоил, лишь бы поддержали.

— Кое-кто так и сделал, — усмехнулся рассказчик.

— Ну и что с того? Казна-то его, княжеская! — встрял напарник.

— Не его, а наша: деньги те, что он у нас награбил. Своих-то у него отродясь не было. И был во граде один дружинник — то ли хазарский иудей, то ли басурман — отроком был худеньким, черненьким, хватким, а как в дружинники выбился, то не узнаешь. Морду отъел, раздобрел, словно гусак откормленный, даже походка другая стала. О том, чтобы мечом махать и речи уже не велось — все нравоучил да витийствовал. Этот хазарин самым хитрым оказался. Бабам некоторым он нравился, особенно замужним, кто свое не отгулял, ну, уж не знаю как, но уговорили они своих мужиков поддержать его.

— Он и с бабами-то едва сто человек набрал, — проворчал напарник. Кажется, того хазарина он тоже не любил.

— Верно. Стал он называть себя… как, Проша? Слово латинянское, не запоминается.

— Оп… опу… опузицией, что ли.

— Пусть так. А тем временем у нас последний город отобрали. Почитай, есть нечего стало. Обеспокоился князь, стал выход искать, работы от советчиков своих требовать, чтобы они ему планы представляли. Кто посовестливее, те взаправду за дело взялись. Или хотели взяться, потому как, будучи на жирных хлебах, разучились работать: все думали, как побольше от казны урвать. А тот хазарин и вовсе стал заявлять: «Знаю, мол, как из этого положения выйти, но говорить не буду и не обязан, потому как я… опузиция. Вот позовете меня на княжество, я вам всю землю от тайги до Британских морей за месяц завоюю». Однако в казну по локоть залезать не стеснялся.

— А что князь?

— Что князь? Представился он вскоре. Кто говорит, сам помер, кто говорит, помогли ему. Как бы ни было, все вышло по справедливости. Закон всем известен: если пьянка мешает работе, бросай… гм… работу.