Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча

— Оба раза, — ее лицо передернулось. — Ты не знаешь, каково мне было… когда я коснулась твоего меча и почувствовала силу Чоса. Почувствовала как он хочет, — Дел неопределенно пожала плечами. — Дай ему шанс, и он возьмет меня мечом из стали. Или мечом из плоти.

Ее изнасиловал Аджани, а потом едва не изнасиловали демоны, которых называют локи. Все это не могло пройти бесследно. Каждая встреча с такой жестокостью берет свою дань, она навеки остается в глазах; большинство жаждущих тела Дел не потрудились бы в них заглянуть.

Я глубоко вздохнул, мне вдруг стало спокойнее.

— Значит ты действительно убила бы меня, если бы решила, что я Чоса?

Лицо Дел было напряженным. Белым. Застывшим.

— Он может перебраться в тебя.

Больно от ее слов почему-то не стало. Наверное я сам все понял, когда сражался с Чоса Деи.

Я вернул ей тряпку.

— И может тебе придется это сделать.

7

— Хм, — прокомментировал я. Я считал, что этого должно было хватить.

— Посмотри, Тигр, — настаивала Дел. — Ты видишь, что ты сделал?

Я пожал плечами.

— Ну и что? Я не хотел, и вряд ли стоит из-за этого поднимать такой шум. И вообще, кому это нужно?

— Очень богатые люди вставляют это в окна.

— Что?

— Это стекло, Тигр.

— Я знаю, что это, — я хмуро осмотрел потрескавшийся круг.

Спиральную воронку песка, находившуюся в центре круга, окаймлял вздутый ободок, похожий на толстый край чашки. От него во всех направлениях расползалась сложная сеть тонких трещин. Круг с поверхностью тонкой и хрупкой, но очень опасной для танцора меча, решившего по глупости ступить на нее босиком (речь не обо мне, я уже починил сандалии).

— Но во всех окнах, которые я видел, — их было не очень много — всего одно, — стекла были большие и ровные. Конечно они тоже хрупкие и через них хуже видно — но кусочки с мой большой палец в окно не вставишь.

— Ты разбил его прошлой ночью, — напомнила она. — Ночь вообще была богата событиями, в их числе было и появление этого стекла.

Я раздраженно переступил с ноги на ногу — мышцы все еще подчинялись неохотно.

— Магией, которую я вызвал.

— Думаешь она откликнулась на твою красоту? — Дел сладко улыбнулась.

Я посмотрел на нее, не скрывая досады.

— Разве мы сейчас не счастливы?

— Счастливы? — бледные брови выгнулись. — ОТНОСИТЕЛЬНО счастливы: а как иначе могут чувствовать себя люди, если по их следам идут убийцы?

Я посмотрел на Север.

— Ну раз уж речь зашла об этом, нам действительно пора двигаться.

— Не хочешь взять кусочек на память?

— Это? Нет. Зачем? Это просто стекло, баска.

Дел пожала плечами, почти защищаясь.

— А в лучах восхода красиво смотрится. Желтый, розовый, серебристый. Сверкает почти как тысяча бриллиантов.

Я ухмыльнулся, отворачиваясь.

— Пошли, Делила. Зря прожигаем день.

Она смотрела мне вслед, пока я шаркал по песку к поджидающему жеребцу.

— У тебя совсем нет воображения.

Я подобрал свисающие поводья.

— Если задуматься, у тебя его тоже нет.

— У меня? — разозлилась Дел и тоже пошла к лошади.

— Аиды, женщина, тебе не приходило в голову, что последние шесть лет твоей жизни тебя интересовали только поиски Аджани? Это одержимость, а она не требует большого воображения. Даже наоборот, человек с воображением так жить не смог бы, — я вставил ногу в стремя и сел в седло. — Я не собираюсь выговаривать тебе за это — ты делала то, что нужно было делать. Но теперь козлиное отродье сдохло, теперь есть мы.

Дел подождала, пока я вынул ногу из стремени, чтобы сесть самой.

— Мы?

— За нами идет толпа людей с полным отсутствием воображения, а ты собираешься терять время, собирая кусочки разбитого стекла?

Дел изобразила улыбку.

— Я подумала, что тебе захочется иметь что-то на память о магии, которую ты вызвал прошлой ночью. Но зря я все это сказала.

Дел вставила ногу в стремя и я наклонился направо, чтобы, пока Дел влезает, седло не съехало. Когда она устроилась за моей спиной, разобравшись с ногами, сумками и перевязью, я повернул жеребца на Юг.

— Это вечная женская проблема. Вы чересчур сентиментальны.

— Одарены воображением, — тихо поправила она, — и множеством других качеств.

— Я за это выпью, — я подобрал повод и сжал колени. — Пошли, старина… нам еще далеко ехать.

Но «далеко» оказалось гораздо дальше, чем ожидалось. И в другом направлении. Но это было потом.

А пока я мог только ругаться.

Было уже за полдень. Солнце не сильно припекало, но и прохладным день назвать было нельзя; прохлада это когда намного холоднее. Пока было что-то среднее, но чем дальше мы будем забираться на Юг, тем жарче будут дни, и от ожидания этого пекла воздух казался теплее, чем был на самом деле.

Солнце согревало песок. Под бурнусом и хитоном пот стекал по моему телу и жег расчесанную за ночь кожу.

Дел стерла капли с верхней губы. Толстая коса, перекинутая через плечо, вяло покачивалась.

— А дома было прохладнее.

Я не потрудился ответить на это глупое, хотя и верное замечание; Дел обычно глупости не говорит, но такое с каждым может случится. Я мог бы напомнить ей, что упомянутый ею «дом» вовсе не был домом для меня, потому что я, как бы там ни было, был Южанином; к тому же этот «дом» и для нее больше не был домом, поскольку ее оттуда изгнали. Все это Дел знала не хуже меня, но об этом не подумала, может потому что ей было жарко, а может потому что она так и не осознала, что пути назад для нее нет.

Сначала я хотел сказать это вслух, но потом передумал и только тихо выругался. Толку от чего было не больше, чем от замечания Дел, но почувствовал я себя лучше.

Ненадолго.

И ненамного.

Я стоял около знака: скрепленная глиной пирамида из девяти пестрых, серо-зеленых камней, грубо обтесанных, чтобы лежали плотнее. На верхнем камне были выбиты стрелы, уходящие от центра в четырех направлениях света, и знакомый благословляющий (или благословенный, в зависимости от полноты ваших фляг) знак воды: грубое изображение слезы, часто изъеденное ветром, песком и временем, но от этого не менее выразительное. Подобные пирамиды усеивали весь Юг, отмечая места, где можно было пополнить запас воды.

В нашем случае знак врал.

— Ну? — спросила Дел.

Я выдохнул с усталостью и отвращением.

— Здесь была Пенджа.

Она немного подождала.

— И что?

— И она засыпала колодец. Видишь, как здесь ровно? Как утрамбован песок? — я провел сандалией по светлой поверхности, пыль взлетела, а на песке не осталось ни следа. — Видишь как плотно лежит? Самум пронесся уже давно, песок успел отвердеть… а значит не стоит и пытаться раскопать воду, — я помолчал. — Даже если бы нам было чем копать.