Ольга Денисова - Черный цветок

Есеня помог ему выбраться на волю, и они бегом припустили вдоль по улице.

- Надо спрятаться где-нибудь, - запыхавшись, выдохнул Сухан, когда они оказались там, где их голосов не могли услышать.

- Чего случилось-то?

- Пойдем, к Бушуихе в сарай залезем, там нас не увидит никто… - Сухан нервно оглянулся по сторонам.

Бушуиха, старая бабка, не нажившая детей и давно похоронившая мужа, не очень заботилась о своем имуществе, и залезть к ней во двор труда не составляло. Они прокрались туда задами и плюхнулись в старое, слежавшееся сено - после гамака на дереве оно показалось Есене мягким и уютным.

- Ну давай, не томи. Чего там такое?

Сухан набрал в грудь побольше воздуха и хотел что-то сказать, но не выдержал и расплакался.

- Ты чё? - не понял Есеня.

- Ща, погоди. Я щас. Я только…

- Да ладно, не реви… - Есеня не стал над ним смеяться - он сразу почувствовал что-то нехорошее.

- Звяга… К нему первому стражники пришли, мать моя услышала и меня в сундук спрятала. Рано утром, спали еще все, - Сухан всхлипнул и размазал слезы по щекам.

- Ну?

- Ему руку сломали. Я в сундуке сидел, окна все закрыты, я и то слышал, как он кричал… - Сухан вздрогнул, и слезы снова побежали у него по щекам, - сломали молотком - его мать моей рассказала. А потом крутили. Звяга… Ты не подумай про него плохо… он не хотел. Но ты представь себе, как это…

- Да я ничего про него плохого не думаю… - прошептал Есеня. Мурашки пробежали у него по спине, он закусил губу. Звягу было жалко до слез.

- Он им рассказал, что ты к старому дубу пошел прятаться, и что сестренка тебе денег дала на дорогу, и что мать тебе велела на хутор идти к тетке.

- А ты откуда знаешь?

- Мать рассказала, - Сухан шмыгнул носом.

- А Звяга?… Он как? Его в тюрьму забрали?

- К лекарю увели. Когда в себя пришел. Меня дома заперли, стражникам сказали, что я гуляю где-то. Но им уже не очень надо было, поэтому они не стали меня искать…

- А мои как? Не знаешь? - Есеня вдруг испугался. А что если они так же с мамой… или с сестренками…

- Откуда? Я же дома сидел, говорю, заперли меня.

- Мне надо к ним сходить, - Есеня начал выбираться из сена, но Сухан схватил его за рубашку.

- Куда? Ты с ума сошел? Давай я сбегаю, узнаю.

- Не. А если тебя поймают? Погоди.

- Да чего им теперь меня ловить, если им Звяга все уже рассказал?

- Кто их знает, - упавшим голосом сказал Есеня, сел и обхватил колени руками. Он бы не признался и самому себе, как страшно ему стало. Если со Звягой, который ни в чем не виноват, поступили так жестоко, то что же сделают с ним, когда поймают?

- Я быстро, ты тут меня подожди. Все сараи в городе они обыскивать не станут, правильно? - Сухан поднялся.

- Погоди, - остановил его Есеня. - Ты лучше попробуй найти подружку Цветы, Чарушу, которая с ней приходила. Она в конце нашей улице живет, у ее отца кожевенная мастерская, по запаху найдешь. Пусть она сходит, ее, наверное, не заподозрят. И тебя около ее дома ловить не будут.

- Отлично! - улыбнулся Сухан: ему, похоже, тоже было страшновато соваться к Есене домой. - Ты голова, Балуй!

- Только побыстрей. Вдруг там что… так я лучше это… стражникам сдамся, - он сглотнул и понял, что другого выхода у него и не будет.

- Деньги возьми на всякий случай, - Сухан порылся в кармане и вытащил пять серебреников, - мало ли, вдруг не вернусь…

Есеня кивнул и вспомнил, как давно не ел. Но есть почему-то совсем не хотелось. Когда Сухан убежал, он свернулся на сене клубком и хотел заснуть, чтобы не ждать: ждать он всегда терпеть не мог.

Но через минуту-другую невеселые мысли подкинули его с уютного ложа, и он прошелся по сараю из угла в угол. Зачем ему этот медальон? Звягу подставил, неизвестно еще, что с матерью будет, с сестренками… Отдать его - и дело с концом.

А если и правда: стоит только его открыть - и станешь счастливым на всю жизнь, как благородные? Недаром же они его ищут. Вся стража в городе с ног сбилась! Вот так счастье свое отдать им обратно? Не сопротивляясь? Есеня пожалел, что раньше не вспомнил о медальоне: теперь и забрать его не получится, если у старого дуба стражники стоят. Он просто невнимательно его изучал: теперь, когда медальона у него в руках не было, Есеня не сомневался, что смог бы его открыть. Зачем он перебил Голубу, когда она рассказывала про медальон? Может, стоит сходить к белошвейкам и спросить у них - они бывают у благородных, может, слышали что еще? И что с тем человеком, который отдал ему медальон? Как его звали? Имена у этих благородных больно заумные, запомнить невозможно. Есеня помнил только, что имя его начиналось на «З». Что-то вроде забора.

Идея разузнать у белошвеек о медальоне и его владельце настолько захватила его, что Есеня забыл о матери и сестренках. Нет, отдавать медальон еще рано! Чтобы потом всю жизнь жалеть?

Он не услышал шагов около сарая и попытался спрятаться только в тот миг, когда заскрипела перекошенная дверь. Он и сам не ожидал, что так испугается: сердце ушло в пятки и на секунду стало нечем дышать. Есеня присел за полуразвалившуюся тачку и с ужасом понял, что от двери не видна только его голова, а все остальное отлично просматривается сквозь большое колесо с выломанными спицами.

- Есеня? - услышал он шепот. - Ты здесь?

Он пригнулся еще ниже, чтобы посмотреть на дверь из-под тачки, и увидел, что пришла к нему Чаруша, а не Сухан. Он выдохнул с облегчением и поднялся.

- Да тут я, тут, - он отряхнулся. - А где Сухан?

- Домой пошел. Вдруг стражники его увидят?

- А тебя?

- А я-то тут при чем? Я тебе поесть принесла. Мама твоя беспокоится, что ты ничего не ел.

Есеня плюхнулся в сено.

- Как они? Что там у них?

- Ты ешь, а я тебе все расскажу, - она развернула узелок и вытащила ломоть белого хлеба и толстый кусок домашней колбасы.

Есеня, который минуту назад про еду совсем не помнил, вдруг почувствовал дрожь и вцепился в хлеб с колбасой ногтями. Живот скрутило спазмом, разве что слюна изо рта не закапала. Он оторвал зубами огромный кус, так что сжевать его было невозможно, и поперхнулся.

- Тут еще молоко, - она протянула ему тяжелую флягу. - Я знаю, ты молоко любишь.

«Вот еще», - хотел сказать Есеня, но снова поперхнулся.

- Не торопись ты так, я ж не отнимаю, - Чаруша улыбнулась, - я вечером еще принесу. Когда стемнеет.

- Нечего так поздно по улицам разгуливать, - ответил Есеня с набитым ртом, - я как-нибудь перебьюсь.

На самом деле, он уже решил, что с наступлением темноты пойдет к белошвейкам - расспрашивать.

- Да ладно, мне нетрудно, - она снова улыбнулась и вздохнула. - Ты не бойся, даже если стражники меня поймают, я ничего им не скажу.

- Ага. Слыхала, что со Звягой сделали?