Ксения Медведевич - Кладезь бездны

   - Встань и подойди сюда, о юноша! - мягко пропел женский голос.

   - Да, госпожа, да, о милостивая госпожа... - чуть не плача, Абид смотрел на острое страшное жало.

   - Аки! Убери копье!

   Копье тут же вскинули, лошадь крутанулась боком и потопала вперед. Абид не решился поднять глаза выше стремени.

   - Подойди же, о юноша! - снова пропел медовый голос.

   Отряхиваясь и все еще трясясь, Абид подошел. Закрываясь краями платков, звеня монистами, девчонки хихикали и стреляли густо подведенными глазами.

   - Сюда, прямо ко мне иди, - вновь прозвучало из сердца наслаждения и рая красавиц.

   Опустив глаза, Абид видел только края ковров и свои запыленные сандалии.

   У края Ее ковра он упал на колени и уткнулся носом в толстый теплый ворс.

   - Кто же ты, о юноша? И зачем прятался среди верблюдов?

   В плечо попало чем-то твердым. Твердое отскочило и покатилось по земле. Слива.

   - Подними голову, о юноша! - засмеялись со всех сторон.

   С головы до ног Ее окутывал роскошный хиджаб цвета рассветных дюн. Длинные пальцы с красными ногтями поигрывали золотым шнурком. Массивные перстни казались слишком грубыми для смуглой тонкой ручки.

   Абид сглотнул слюну:

   - Мое имя - Абид ибн Абдаллах. Я из племени бану таглиб.

   - Что делает один из бану таглиб в походе на карматов? - искренне удивилась Она - даже пальчики замерли и прекратили накручивать шнурок.

   - Я... я хочу славы в бою, - твердо сказал Абид и поднял взгляд.

   И задохнулся.

   - О владычица красавиц... - тихо пробормотал он первую пришедшую на ум глупость.

   А Она лишь слабо улыбнулась. И стыдливым жестом прикрыла лицо золотистым химаром. Похищающая сердце родинка над уголком рта скрылась под краем платка. Невесомая ткань рукава упала вниз, открывая точеное запястье с нежными выступами косточек.

   Абид сглотнул и опустил глаза.

   - Тебя не взяли в поход, а ты не смог стерпеть такого унижения? Не правда ли, о юноша? - он готов был поклясться, что полные розовые губы под платком улыбаются.

   - Да, моя госпожа... - прошептал Абид, теряя голос.

   - Хочешь остаться при мне? У нас говорят: "Упорному и стена не препона". Я это проверила на себе, о юноша...

   Вокруг зазвенели браслеты, зазмеились шепотки.

   - Госпожа?.. Одобрит ли эмир верующих?.. - мягко шепнул кто-то еще.

   - Мне нужен кто-то быстрый и смышленый, способный быстро скакать верхом, бегать с поручениями, сражаться и выходить из лагеря куда угодно, о Шаадийа! - строго одернули этого кого-то. - Ни один из наших евнухов для этого не подходит!

   - Но...

   - Он останется при мне!

   И ручка отшвырнула шнурок ломаным, отчаянным жестом.

   - Но...

   - Хороший мальчик.

   От звука этого голоса Абид едва не перекинулся обратно лицом в траву. Сумеречница.

   - Мальчик не лжет. Да и не такой уж он дурачок, если приглядеться. Верный слуга нечасто встречается - и еще реже остается верным. А у этого мальчика есть множество оснований быть верным госпоже Хинд...

   Смех сумеречниц походил на звон колокольчиков над входом в пещеру со статуей Богини. Страшно и ветер свистит в камнях. И солнце садится, обдавая холодом...

   - К тому же, - продолжила главная сумеречница, - находясь при нас, мальчик вряд ли сумеет найти глупую и бесполезную смерть, которую ему так неймется повстречать.

   По спине бегали холодные, холодные мурашки. Белая статуя в пещере белела, как отскобленные непогодой кости. Ветер мертвой пустыни бренчал колокольчиками.

   Но тут снова заговорила Она, и весь лед, и иней, и морозная ночь улетучились:

   - Дайте ему новую одежду и коня. Иди, о Абид, и приведи себя в порядок.

   Пока он лобызал край Ее ковра, в небе трубили и кричали, как птицы, ангелы.

   - Пойдем-пойдем, - его пихнули в бок, и этот голос звучал куда менее любезно.

   Но в небе Абида продолжали летать белые люди верхом на пестрых лошадях и развеваться знамена Пророка. Пошатываясь от счастья, он шел навстречу славе и богатству, ступая по коврам, на которых сидели гурии рая и улыбались ему - Абиду ибн Абдаллаху.

   Однако удача Абида ибн Абдаллаха исчерпалась, стоило ему покинуть собрание красавиц.

   Сопровождавшая его ворчливая гурия испуганно вскрикнула, евнухи шарахнулись, а в уши ворвался - опять! - топот копыт.

   - Эт-то кто?!! - заорал страшно знакомый голос, и Абид понял, что ангелы - отлетели.

   Точнее, отлетели добрые ангелы. А на их месте воздвигся один, но самый для аш-Шарийа главный. Ангел-истребитель верхом на бледном коне серой рассветной масти. Тарик.

   - Я тебя спрашиваю - что ты здесь делаешь, о засранец?! Что ты делаешь вдали от своего отца, о сирота-говнюк?! А?!

   В отчаянии Абид расхрабрился. В вертящемся вокруг кольце стремян, и шитых золотом попон, и проплывающих перед глазами панцирных чешуек он отчаялся найти взглядом страшного всадника и крикнул:

   - Меня взяла на службу госпожа Хинд!

   - Что?!

   - Я не вру, клянусь Все...

   Тут он получил подзатыльник.

   - Я не вру!

   Сиглави вперся ему в лицо своей длинной щучьей мордой.

   - Войскам Абдаллаха Абу-аль-Хайджа велено отправляться в столицу. Как ты посмел нарушить приказ? - тихо спросил Тарик, и Абид понял, что когда нерегиль орал, его, Абида, жизнь была в меньшей опасности.

   Ни на что не надеясь, он решил отвечать честно:

   - Отец выгнал меня.

   - За что?

   - За тебя, сейид.

   - Не понял.

   - Я сказал, что ты, сейид, - величайший из героев аш-Шарийа. А он хлестнул меня по лицу плетью.

   Абид поднял лицо, на котором еще саднило свидетельство размолвки с отцом. В бледной острой морде нерегиля ничего не дрогнуло. Даже глаза не сморгнули. Тем неожиданнее прозвучало совершенно человеческое горе в ответных словах:

   - Уходи, о Абид. Садись на ближайший корабль - и отплывай.

   - Почему, сейид? - прошептал юноша.

   Тарик наклонился к нему с седла - низко-низко. Здоровенные серые глазищи раскрылись во всю немалую ширину, и Абид невольно попятился.

   - Я проклят, Абид.

   Юноша - в который раз уже - сглотнул и попятился еще.

   - Все, кто рядом со мной, - погибают. Когда-то давно у меня были друзья. Они пошли за мной в поход и погибли. Я не хочу видеть твою смерть, о Абид. Уходи.

   Звеня железными чешуйками панциря, нерегиль выпрямился в седле. Сиглави затоптался и вытянул задние ноги, сердясь и требуя скачки.

   - Лучше смерть, чем позорное возвращение к отцу, - неожиданно твердо выговорил юноша. - Я никуда не уеду.