Далия Трускиновская - Несусветный эскадрон

– Вот он на тебе и женится!

– Разве у него нет жены? – удивилась Кача.

Перед глазами Мачатыня высветились два женских профиля – один тонкий, склоненный, с убранными под роскошную повязку волосами, и другой – надменный, с выпяченной губкой…

– По-моему, нет, – слукавил парень. – Конечно, император наш уже мужчина в годах. И не красавец. Помнишь, к барышням возили учителя-француза? Ну, примерно такая же толстая рожа…

– Знаешь, хоть ты и не мужчина в годах, хоть у тебя и не толстая рожа, а если мне придется выбирать между тобой и императором, я уж как-нибудь наберусь мужества и выберу императора! – вполне свободно орудуя заграничным словом, отрубила Кача, и тем поставила шутника на место.

– А как же тогда гусар?..

Девушка смерила парня коротким взглядом. И взгляд этот был совершенно Мачу непонятен. Сквозила за гордым отпором несказанная нежность и тоска по чему-то невозможно прекрасному…

Гусар же, вызвав у крестьянской девицы такие сложные чувства, как раз тем временем въезжал во двор баронской усадьбы.

Он соскочил с коня, сам приладил поводья к коновязи и окликнул пробегавшего камердинера:

– Эй, любезный, доложи господам, что Энского полка поручик Орловский просит принять!

Гусара провели в кабинет, где господин барон приходил в себя после селедочного переполоха.

Обстановка усадьбы приятно удивила гусара. Он ждал увидеть старомодную роскошь, инкрустированные на мебели цветочки с бабочками и птичками, завитки и выкрутасы деревянной резьбы. Но господин барон под давлением госпожи баронессы недавно приобрел модную мебель. Нельзя сказать, что семейство было от нее в восторге…

Садясь на строгий и суровый стул, спинку которого составляли скрещенные на щите меч и секира, юные баронессы ощущали холодок в спине. Комплект стульев в другой гостиной был немногим лучше. Там на спинке фигурировал крылатый жезл бога Меркурия – кадуцей, и его обвивали две препротивные змеи. К ним девицы старались вовсе не прикасаться. Прочая мебель также была украшена разнообразной военной амуницией и внушала трепет. А деревянные цветочки, раковинки и бабочки были вывезены из усадьбы в неизвестном направлении.

Самое же забавное заключалось в том, что хотя сей воинственный мебельный стиль, именуемый «ампир», родился недавно во Франции, мебель господина барона была сработана русскими мастерами. И сработана отлично, не хуже английской, а может, и лучше. Поэтому господин барон без зазрения совести рекомендовал ее своим гостям как английскую…

Гусар необычайно легкой для кавалериста, совершенно беззвучной, если не считать легкого звяканья шпор, поступью прошел через анфиладу гостиных. И обрадовался – он решил, судя по обстановке, что встретит собеседника, понимающего современные веяния и просвещенного, насколько это возможно в провинции.

Просвещенный же собеседник в тот миг, когда услышал звон гусарских шпор, как раз приказывал вызвать старосту, чтобы распорядиться насчет незваного садовника, вырастившего на грядке селедочьи головы, и уточнить необходимое количество розог.

– Позвольте представиться – Энского его императорского величества гусарского полка поручик Орловский! – браво щелкнул каблуками гусар и вытянулся в струнку.

– Весьма польщен! – барон, распахнув объятия, встал ему навстречу, но не сделал ни шага, руки его как-то сами собой опустились и одна из них указала на стул.

Сам барон тоже торопливо сел.

Но поручик успел увидеть, что господин барон стоял обеими ногами в тазу с водой и, усаживаясь, накрыл этот таз широкими полами дорогого халата. Селедочный переполох потребовал-таки медицинских мер.

– Я в ваших краях проездом, – начал гусар, усевшись. – Тороплюсь к своему полку.

– Не терпите ли в чем нужды? – осведомился гоподин барон, полагая, что это всего-навсего голодный гость к обеду.

– Благодарю покорно. Вот только хотел взять провожатого.

– Я дам вам одного из своих егерей, – господин барон потянулся за колокольчиком, чтобы распорядиться насчет егерей и заодно поторопить насчет старосты. Но поручик Орловский, хотя и не читал баронских мыслей, однако почуял угрозу своему истинному провожатому.

– Зачем же, не стоит беспокоиться, – торопливо сказал он. – я уж сговорился с местным пареньком. Из ваших же сел, и он ждет меня.

Собеседники помолчали. Господин барон смотрел на гусара с любопытством, ожидая еще какой-либо просьбы. Гусар же оглядывался по сторонам. Ничто не говорило, будто хозяин этого кабинета готовится к скорому отъезду.

– Знаете ли вы, сударь, что фронт военных действий приближается? – напрямую спросил поручик Орловский. – И боюсь, что ваша усадьба окажется как раз на пути неприятеля. Я бы на вашем месте позаботился о надежном укрытии для своего семейства.

– Ах, как же я мог позабыть о своем семействе? – вдруг заволновался барон, и гусар уж было обрадовался, что не опоздал со своим предупреждением, но тут барон вдруг расплылся в неожиданной улыбке.

– Я непременно должен вас представить супруге и дочерям!

Поручик Орловский сверкнул глазами от двери к окну – ему отчаянно захотелось очутиться сейчас верст за десять от баронской усадьбы, пусть даже это оказалось бы болото…

Не то чтобы барону так уж хотелось подсовывать своим дочкам этот воплощенный соблазн – но он знал, сколько нытья и упреков услышит, если не порадует их беседой с душкой-офицером. Поэтому он даже набрался мужества, извлек из таза с горячей водой распаренные ноги и сунул их в пантуфли, которые Прицис откопал на грядке, заботливо почистил и рысцой приволок к хозяину.

Взяв гусара под руку, господин барон повел его в апаратаменты госпожи баронессы.

Женское население усадьбы встретило красавца гусара с лицами, исполненными безмятежности, что делало девицам честь – поскольку еще за секунду до его прихода торопливо завязывались ленты новых туфелек, подкрашивались щеки, а на видном месте лежали раскаленные щипцы для волос.

Но стоило ему войти, стоило обвести помещение синим взглядом – и дыхание у всех девиц перехватило, лица окаменели в изумленных улыбках. Девицы бесповоротно онемели, госпожа баронесса хотела было сказать гостю нечто любезное – и не смогла.

Господин барон представил семейству поручика Орловского, очень озадаченный тем впечатлением, которое гусар произвел на его семейство. Прискорбнее всего оказался тот факт, что госпожа баронесса, начисто позабыв свои более чем зрелые (с точки зрения барона) лета, с юным самозабвением ловила гусарский взгляд.

Эта ситуация удручала не только барона. Поручик Орловский изобразил на лице всю строгость, на какую был способен. И взглядов пылких он старательно избегал. Даже прозрачность нарядных платьиц на него не действовала – взирал он на эти откровенные туалеты с поистине олимпийским спокойствием.