Ника Созонова - Грань

Впрочем, все взрослые виделись нам тогда на одно лицо — бесцветные, болезненные, сникшие. Возможно, они и были такими: искалеченное поколение, пережившее Катастрофу и помнившее солнце. Они жили как автоматы: работали, чтобы получать по карточкам еду и одежду, рожали детей, чтобы им дали квартиру, не смеялись, не танцевали, разучились мечтать. Мы были другими. Мы не помнили солнца, и нам было проще. Мы были сорной травой, прораставшей сквозь руины разрушенного города. А наши дети будут еще лучше и жизнеспособнее, они — как городские цветы. По крайней мере, моя Варька такая.

В подвале нашего дома жил старый дед. Не просто старый — а древний, ископаемый. Он внушал нам боязливое отвращение. Мы с Алисой поначалу дразнили его вместе со всеми ребятами Старой Ватой (он всегда ходил в рваном ватнике, даже в теплую погоду) и бросали в его сторону пустые консервные банки. Но однажды мы наткнулись на него сидевшим на корточках на груде мусора и ковырявшемся в нем. Набив карманы ржавыми банками, мы подошли на такое расстояние, чтобы не промазать. И тут он поднял на нас глаза. Ветхое лицо в глубоких морщинах кривилось и дрожало, и мы поняли, что он плачет. Растерявшись, мы зачем-то подошли еще ближе (кажется, инициатором была Алиса) и заговорили — вполне дружелюбно, поинтересовавшись, что он делает.

Старик хоронил своего кота. Тогда мы впервые увидели это животное. Прежде единственными известными нам четвероногими были крысы. Этим серым и черным тварям было все нипочем — и тьма, и холод, и голод. Старик сказал, что в подвале, где он обитает, живет еще один кот, точнее, кошка. Он звал ее Дуськой. Конечно же, мы изъявили желание узреть это чудо. Дуська была столь же древней и худой, что и ее хозяин. Наше появление она поприветствовала хриплым, словно придушенным, мяуканьем, что привело нас в полный восторг. И кот, и кошка настолько тяжело переживали последствия Катастрофы, что боялись выходить на улицу днем — выползали, таясь, лишь к ночи. Оттого-то мы ни разу их и не видели.

С этого дня мы с Алисой стали частенько захаживать к Старой Вате, несмотря на царивший в подвале запах грязи и гнили. Он говорил с нами о таких вещах, о которых взрослые не рассуждали даже между собой. Показывал удивительные и странные штуковины, объясняя их предназначение. ('А это, ребятки, градусник. Им измеряют температуру тела. Как зачем?..') Именно под его влиянием я полюбил читать старые книги. Их у старика было много, целая библиотека. Как он умудрился не сжечь их в печке во время особенно сильных холодов первых лет — уму непостижимо. Еще Старая Вата мог часами рассказывать о том, как было до Катастрофы. О техническом прогрессе, двигавшемся семимильными шагами. О ярком солнце, зеленой траве, и о том, как много людей жило на земле в то время. Наверное, слишком много. Оттого-то все и произошло…

Наши сверстники при виде нас теперь морщили носы и презрительно кричали, что мы провоняли подвалом и старой рухлядью. А мы воровали у родителей еду для старика и его Дуськи и чуть ли не все вечера просиживали с ними. А потом он исчез. Точнее, сперва исчезла Дуська — наверное, отправилась умирать в одиночестве, как это принято у котов. Старая Вата страшно расстроился. Он долго искал и звал ее, ковыляя по окрестным свалкам. Потеря близкого существа сильно его подкосила: начались провалы в памяти, речь стала путаной и бессвязной. Наступал старческий маразм (правда, само это слово я узнал гораздо позже).

Однажды, забежав к нему, как обычно, после школы, мы не обнаружили в берлоге хозяина. В течение двух недель мы каждый день заходили в подвал, но старик так и не появился. Наверное, несмотря на маразм, предпочел умереть подальше от дома, чтобы не напугать двух ребятишек лицезрением своего трупа.

Книги и диковинные вещички мы с Алисой честно разделили поровну, но родители заставили их сжечь, испугавшись возможной заразы. Лишь несколько самых любимых книжек мы отстояли, полив их дезинфицирующим раствором — отчего листы скукожились, а яркие картинки выцвели. Теперь они стали и Варькиными любимыми: она их не только листает, но и нюхает (крепкая химия слышна до сих пор), а линялые картинки подкрашивает фломастерами…

Не знаю, отчего меня понесло сюда: со времен детства я не был здесь ни разу. Даже если сильно напрячься, мне не вспомнить лицо Старой Ваты отчетливо — лишь нечто расплывчатое и ветхое, скрепленное в одно целое моими эмоциями. Но где-то в моей голове остался его портрет — со всеми морщинками и лохмотьями, с тихим деликатным кашлем и слезящимися от пыли глазами. Подключившийся ко мне мад без труда отыщет его среди толщи прочих воспоминаний. Увидит — таким, каким был старик в жизни, а не туманным образом, что мерещится мне сейчас…

Домой я приковылял поздно: сам не заметил, как загулялся до ночи. Сразу же позвонил Алисе — к счастью, она 'сова' и ложится не раньше двух.

Моя бывшая благоверная сообщила, что сегодня они с Варькой убили весь день на сдачу анализов. Результаты будут готовы послезавтра. Я поздравил ее с окончанием мороки и поинтересовался относительно запретов для мадов Общего отдела.

— Знаешь, Дэн, их до фигищи. Целый сборник инструкций составили. Мы не имеем права заставлять пациента вспоминать интимные сцены, делиться с нами мнением о тех или иных представителях власти — это якобы может спровоцировать шантаж со стороны мадов. В глубины подсознания лезть также не рекомендуется — впрочем, это еще из соображений техники безопасности. В общем, 'ведомый' может пожаловаться на очень многие вещи.

— Занятненько. И как вы умудряетесь работать с такой кучей запретов? Ставить правильные диагнозы?

— Научились как-то выкручиваться. В конце концов, если возникают сомнения, всегда можно направить его на более углубленную проверку — к вам. У вас ведь почти нет запретов — счастливчики!

— Ну, ты тоже счастливица. В твоем секретном психо-генном НИИ запретов, думаю, еще меньше, чем у нас, в Особом.

— А почему ты спрашиваешь? Решил поменять место работы? — Как всегда, Алиса тактично проигнорировала тему своих секретных исследований. — Мне казалось, тебе нравится копание в мозгах буйных психов и маньяков, а нормальные люди наводят зевоту.

— Нет, всё по-прежнему. Нормальные наводят зевоту, маньяки даруют драйв. Просто попался интересный случай — переслали из вашего ведомства. Пока ничего рассказывать не буду, после побеседуем.

— Да нужны мне твои секреты и государственные тайны!

— Не сомневаюсь в этом. Но все-таки склонен подозревать, что данный фрукт тебя заинтересует. Кстати, сегодня я был в нашем дворе.

— С какой целью?