Ольга Найдич - Охота на белочку

— Ну еще бы, — фыркнул Азель. — Мы с Граелем тогда испугались едва ли не сильнее, чем ты.

Джелайя укоризненно посмотрела на него.

— Это было больно. На самом деле.

— Знаю.

Чертовка опустила глаза, вспомнив, что именно Азель голыми руками стирал с ее кожи брызги святой воды, которая действовала на чертей хуже, чем серная кислота.

— Ну почему он не атеист?

— Потому что так сильно нам никогда не везет, — подошедший Граель со вздохом потянулся. — Э-эх, скучища… Сколько нам тут еще сидеть? Неделю?

— Примерно так, — Азель скрестил руки на груди.

— А ты все рисуешь, дядя? — Мираж с удивительной для столько выпившего человека координацией движений поднялся на ноги и подошел к мольберту. Черти проводили его нехорошими взглядами. — Ого! Нич-чего девочка… Слушай, а у тебя знакомых девчонок нет? Позвать бы сейчас.

Лара нахмурилась.

— Нет, — честно признался Тир. В памяти его всплыла Келтайя, чертовка, иногда забегавшая в архив. Но Миражу она вряд ли понравилась бы. Да и потом, как ее позвать-то?

— А-а… Слушай, а вот это мне нравится, — Мираж рассматривал холсты. — Раньше не было. Давно нарисовал?

Тираель неопределенно пожал плечами. Он что, еще и рисует? Надо проверить. Он встал (ноги почему-то упрямо шли в разные стороны, пришлось долго ставить их параллельно друг другу) и подошел к мольберту. Теоретически он знал, как надо рисовать, не зря же столько лет штудировал разнообразные земные книги, но вот с практикой у черта было туговато, а если уж совсем честно — практики не было вообще. Однако он храбро взял в руки кисть и очень даже ловко развел на палитре краски. Ободренный первой удачей, Тираель на миг задумался, а затем легко и вдохновенно провел черту…

— Нет, ну ты смотри, что творится, — негодующе заметил Граель, опрокидывая палитру прямо на художника. — На минуту оставить нельзя — сразу к холсту тянется. Эй, ручонки-то попридержи шаловливые!

— Тир! — ахнула Лара, вскакивая

— Упс! — только и смог сказать Мираж. Тираель бестолково топтался на месте, не понимая, почему все краски с палитры вдруг оказались у него на одежде. — Стой, стой, не размазывай. Снимай это быстро.

Лара деликатно отвернулась, пока Тираель переодевался в чистую одежду (впрочем, чистой ее можно было назвать лишь весьма условно), и на правах хозяйки вечера отнесла ее в ванную, попутно удивившись, что в построенной руками Федора избе есть горячая вода и канализация, а у стены торчит самая настоящая батарея центрального отопления. Ванная же комната оказалась маленьким закутком, в котором еле-еле помещалась жестяная раковина и табуретка, на которой стоял таз. В этом тазу Лара и замочила заляпанный краской спортивный костюм Тираеля.

Вернувшись, она увидела, что Тираель задумчиво смотрит на мольберт.

— Знаешь, в этой картине есть что-то странное, — серьезно сказал он, не оборачиваясь. — Что-то знакомое и одновременно совершенно чужое. Даже не в самой картине, а в стиле.

— Если не забыл, это твой стиль, — хмыкнула Лара.

— Мой? — удивленно взглянул на нее Тираель. — А, да, конечно.

Лара молча встала рядом с ним. Картина, закрепленная на мольберте, и впрямь была необычной, не такой, как остальные. Две расплывчатые фигуры, темная и светлая, сплетенные то ли в схватке, то ли в объятиях… Лара почувствовала, что ей становится не по себе.

— Борьба добра со злом?

— Не знаю. Правда, не знаю.

— Ну ладно, — Лара огляделась по сторонам. — А где Мираж?

— Здесь был, — Тир оглядел комнату, заглянул на кухню — Миража нигде не наблюдалось. Входная дверь была заперта изнутри. — Исчез?

Внезапно Лара захихикала.

— Гляди, — прошептала она, указывая куда-то вниз.

Тир пригляделся. На захламленном полу, под батареей, спал Мираж. Черт с Ларой переглянулись и засмеялись.

— Бедняжка, — прошептала Лара, укрывая парня шерстяным пледом. Тот заворочался. — Спи, дурной.

Джелайя подняла ногу, чтобы Лара ее не задела, и украдкой взглянула на скорчившихся под той же батареей Граеля с Азелем. Черти отключились, восстанавливая энергию, которая расходовалась на Земле в огромных по сравнению с привычным Адом количествах.

— Бедняжка, — прошептала она, пробуя на вкус это странное, незнакомое и почему-то безумно притягательное слово.

Утром мороз ударил так, что в вытрезвители народ стремился попасть для того, чтобы погреться.

В «Колизее» гулянка шла вяло, народ в основном расползся отсыпаться или похмелялся по домам. Остались только самые стойкие и те, кто уже спал под столами. История умалчивает, зачем вышел, шатаясь, на крыльцо Ванька — может, просто протрезветь хотел, может, домой, шатаясь, податься, а может, и по какой иной нужде. Но тот, кого он увидел, заставил его протрезветь и заподозрить, что он словил-таки «белочку», и пора завязывать и идти лечиться: прямо из заснеженного воздуха возник человек, белый, с заостренным носом (почему-то именно нос первым бросался в глаза) и… весь в перьях. Не в шубе из перьев, а в перьях по всей коже! Даже лицо у него было в перьях. Ванька обомлел, сел на крыльцо и начал бормотать себе под нос что-то типа того, что не пил и пить не будет.

«Глюк» тем временем с интересом осматривал окрестности. Ему, очевидно, что-то не нравилось. Наконец взгляд его остановился на красном лице Ваньки, являвшего собой жалкое подобие человека, и он наконец заговорил. Спросил он совсем уж неожиданное:

— Ты человек?

Ванька засомневался, даже как-то застеснялся так сразу признавать себя человеком перед странным существом в перьях, которое еще неизвестно, было ли настоящим или всего лишь его же пьяным бредом. Наконец он с сомнением выдал:

— Ну вроде да…

Тогда существо задало второй, еще более неожиданный вопрос:

— Ты художника Федю знаешь?

Туго соображающий Ванька так и не смог понять, как связаны это вопросы — не то любой человек знает Федю, не то не человек его не знает… а может, его знают только звери… На этом месте он все же перестал утруждать себя мыслями и таки ответил, что да, и пытался даже дополнить это утверждениями типа «а кто его не знает», а заодно прочитать лекцию о современном искусстве. Как ни странно, существо больше ничего не спросило, а уставилось в глаза бедному пьянице… и вдруг стало превращаться. Что-то в нем изменилось — сначала незаметно, потом… потом оно буквально за минуту стало Федей! Ванька всего пару раз видел Федю и хорошим его знакомым не был, но само превращение произвело неизгладимое впечатление на его измученное воображение… Ванька вскочил и с неразборчивыми криками убежал, спотыкаясь и матерясь. Говорят, кто-то видел его в мужском монастыре, но, скорее всего, это все выдумки, хотя бы потому, что в Новохлыновске нет мужского монастыря.