Дмитрий Денисов - Изначальное желание

— Это я и так знаю, — с презрительной насмешкой донеслось из темноты. — Да ты, никак, проповедником был? Ха, это забавно. Таких мы еще не убивали. Что ж, ты во многом прав, да только в самом главном ты ошибся. Все твое УЖЕ принадлежит нам! И сколько не хвались речами, ты не властен более изменить ничего…

— Ты не понял, человек, — не унимался мой ледяной хохот, — здесь УЖЕ твое золото!

Я вызывающе достал кожаный кошель и тряс перед ним, словно дразнил собачонку лакомой косточкой.

— Твое! Твое личное! Лично тобой украденное у кого неизвестно. Но, раз не попался, то твое оно полновластно. Понял теперь? Это твой кошель, твой… равно как и жизнь, которую ты можешь сохранить еще! Неужели я витиеват и говорю неясно?!

На миг он замер, а после принялся лихорадочно шарить под одеждами, точно его кусали блохи. Как вдруг остолбенел. Лицо его, искаженное лунным светом, приняло встревоженное выражение. Никак нащупал срезанные ремешки. Такой опытный вор, и только сейчас обнаружил свою пропажу. Да, видимо его ни разу не обирали. Ни разу серьезно не угрожали.

Но все когда-нибудь случается в первый раз.

Следом волна удивление достигла моих обостренных чувств. Как он был удивлен! Еще бы — кто-то обокрал самого главного вора в его же таверне. И этот кто-то стоит напротив, под угрозой нескольких лезвий. Стоит и вызывающе смеется, издеваясь прямо в лицо. А в руке его болтается тот самый кошель, что недавно принадлежал этому вору. В другой его руке безвольно бьется их девушка — приманка, на сей раз сама угодившая в капкан. И всего-то простой уличный бродяга. Нищий оборванный странник… по крайней мере с виду.

Да, я таков!

Вдруг моего чутья достигло взорвавшееся негодование. Каким сладким был тот миг — я словно пил живительную воду, выбравшись из пустыни. Какая сила шла от него, сколько ненависти, злости, зависти и негодования уловили мои настороженные ноздри. Я облизнулся, и рассмеялся еще сильнее. А глава шайки срывался в хриплый не то стон, не то вопль.

— Ах ты… ах ты прохвост! Да я… ах ты негодяй! (И еще несколько крепких словечек, недостойных вашего изысканного слуха). Да я тебя… Да я… Убейте его!

Ну вот, наконец, они перешли к делу. Как же я заждался. Да, уважаю мужчин слова, но еще более мне приятны мужчины дела. Не те, кто много говорит, но те, кто много делает. Не те, кто отвечает за свои слова, но те, кто отвечает за свои поступки. Ведь бездействие смерти подобно… смерти…

И вдруг началось. Лунный блик скользнул по железу доспеха, и могучая фигура ринулась на меня, будто таран. Свист и сияние клинка, блеск злобно стиснутых зубов. Я терпеливо ждал. Но меч стражника рассек пустоту — в последний момент я с легкостью уклонился, мягко отшвырнув Тайлу куда-то в темный угол.

С другого боку полыхнули еще два стальных сполоха. Запах въевшейся крови невозможно смыть с лезвия. Запах предсмертной боли убитых людей всегда будет жить на гранях кромки, сколько не смывай его. Ведь то запах памяти. Однако не всем дано ощущать его. Но я ощутил. Кинжал и стилет свистнули перед глазами, едва не задев горло, но вспороли воздух. Выпад справа, и я ушел вбок. Еще удар — и снова мимо. Для них я двигался с поразительной быстротой. Хотя нарочно давал приблизиться к себе, в надежде разжечь азарт схватки.

Страж снова взмахнул мечом. Да, умелый воин — не зря свой хлеб проедает. Пусть он и достается ему таким образом, но что поделаешь — видимо жалованья недостаточно, чтобы прокормить семью. Я нисколько не виню его за это, но виню тех, кто платит ему те гроши. Потому-то он вынужден восполнять недостачу заработка здесь, в тесном переулке, рискуя жизнью. А ведь это не так-то просто, смею вам признаться. Ведь не каждый же день везет. Когда-нибудь можно наткнуться на такого, как я. Кто, не только сам обирает воров, но еще и не хочет умирать, отдавая украденное.

Да, я таков!

Меч описал дугу и со звоном врезался в стену. Нападавший так и не понял, почему же он не срубил мне голову. Раздался продирающий душу скрежет. Сноп ярких искр на миг осветил проулок. Перекошенные в злобе полупьяные лица, оскаленные зубы, помятые доспехи стража, острые стальные жала их оружия, испуганная Тайла, прижавшаяся к какой-то разбитой телеге без одного колеса. Этот короткий миг отразил все их желания. Но следом все снова утонуло во мраке.

— Где он? — грозно и раздраженно рявкнул стражник.

— Я здесь, — задорно отозвался я, выныривая за его спиной.

Не успев договорить, я едва увернулся от широкого лезвия. Говорю ж — умелый боец. С развороту, он размашисто рубанул наискось, тем самым лишая меня выбора: пригнуться, или отпрянуть в сторону. Однако я все же увернулся, обтекая лезвие, словно вода.

Но тут кто-то учтиво подставил мне ногу, и я рухнул на холодные камни. Разбойники оживились и разом набросились. В общей свалке слышался пронзительный вопль главаря: «Он мой»! Я, правда, не понял, к кому он обращается и о чем говорит. Потому как уже стоял позади них и тоже заглядывал в общий круг, будто выискивал — что же там «его»? Они как раз добивали пустоту, высекая новые искры из мелких булыжников.

— Что, кошель снова обронил? — вызывающе зашипел я под самым ухом вора. От неожиданности он отшатнулся и налетел на другого, едва не получив стилетом в бок. Я растянул широкую улыбку, и клыки мои победоносно оскалились. Рука снова сжимала увесистый кошель. Я нагло потряс им перед бледным лицом былого хозяина.

— Да твой он, твой!

Вор подавился словами, но рядом вдруг закричал другой:

— Он здесь!

— Да здесь я, здесь, — отозвался я уже с другой стороны.

— Он там! — гаркнул страж, и занес меч для удара.

— Не там, — откликнулся я, снова выглядывая из-за его спины. — А тут!

— А, леший! — возопил стражник, и со всего маху рубанул, метя мне в голову. Меч умело выписал сложную дугу, отвлекающую ложным выпадом. И почти достиг цели, но в последний миг я подался вперед, поднырнул под него, и стремительно выкинул руку вверх. Мелькнули крючковатые пальцы, молниеносно сжались на его горле, прикрытом кольчужным колпаком. А после я рванул руку на себя. Гортанное бульканье слилось со странным хрипом, и здоровяк с грохотом повалился вниз, хватаясь за разорванное горло. Меч выпал из немеющей руки, пристыжено звякнул о камни брусчатки. И первые капли крови оросили бесполезное лезвие. Я же пренебрежительно вскинул пальцы, и вырванный кадык с куском кольчуги отлетел прочь. Мелкие колечки с тихим звоном покатились по проулку.

Все произошло стремительно. Другие еще не успели понять, в чем дело, и, воспользовавшись заминкой, накинулись сзади. Но наткнулись на рухнувшее тело стражника — он истекал кровью, руками сжимая разорванное горло. Кровь алыми толчками сочилась сквозь кольчужную сетку, призванную оберегать от случайного ножа.