Дэвид Фарланд - Логово Костей

Поглаживая свою любимицу, Боренсон с сожалением проговорил:

— Старый волшебник превзошел самого себя, создав эту мазь. Боюсь, другой такой нам не видать.

Этот бальзам спас жизнь сначала Мирриме, потом Боренсону, это было воистину волшебное снадобье, творящее чудеса. Но теперь оно закончилось.

— Да будут благословенны ручьи, которые текут с холмов Серинпира, и пусть возрадуется рыба, которая плавает в них! — провозгласила Миррима.

Слова ее напоминали пение. Боренсон слегка удивился ее словам. Было похоже на то, что Миррима цитирует песню, которую он еще никогда не слышал. И тут ему пришло на ум, что Серинпир — это не что иное, как название высокой горы к востоку от Баллингтона, где Биннесман изготовил свой бальзам.

— Далеко отсюда до Инкарры? — спросила Миррима, внезапно меняя тему разговора.

— Отсюда до Батенны семьдесят миль, — ответил Боренсон. — Если поторопимся, можем успеть туда до полудня. Там я смогу принять дары в доме маркиза. Оттуда еще сорок миль до южной границы. Переход через горы в Спрятанные Королевства, скорее всего, займет много времени, а вот потом, до самого Иселфериона, дорога будет хорошая.

— Иселферион — это там, где живет Король Урагана? — спросила Миррима.

Боренсон кивнул:

— Надо успеть туда к ночи. Мы должны доставить послание Габорна Королю Урагана. К тому же там мы сможем узнать, где сейчас находится Дейлан Хаммер.

— Это что, так просто? — спросила Миррима. Боренсон лишь посмеялся над ее наивностью, спрашивая себя, а что вообще она знает об Инкарре. Он пристально взглянул на нее, пытаясь разглядеть черты ее лица в темноте.

— Я пошутил, — сказал он.

Они оседлали лошадей. Боренсон осторожно вывел кобылу из стойла, чтобы убедиться в том, действительно ли ее рана зажила. К своему величайшему восторгу Боренсон увидел, что кобыла не просто поправилась, но пребывала в прекрасной форме.

Вскочив на коней, Миррима и Боренсон скрылись в ночи, направляясь в сторону холмов к югу от города. На какой-то момент дорога внезапно спустилась в ложбину, и их окутал густой туман. Лошадь Мирримы подобралась вплотную к лошади Боренсона и скакала с ней бок о бок, будто опасаясь нового нападения вайтов. Боренсон украдкой бросил взгляд на жену, проверяя, не боится ли она, и тут же понял, что его опасения напрасны. Миррима скакала, гордо запрокинув голову, словно наслаждаясь этим моментом. Туман оседал на ее коже жемчужными каплями. Роса покрывала ее лоб и волосы, рассыпавшись сверкающими капельками. Воздух был насыщен влагой, и Миррима, раздувая ноздри, жадно вдыхала его, как будто пила, пытаясь утолить жажду.

Боренсон крякнул от удивления. С прошлой ночи его жена, казалось, изменилась до неузнаваемости. В ее дыхании ему чувствовался запах воды. Дыхание Мирримы было похоже на ветер, доносящийся с дальнего озера, а ее волосы благоухали как поднимающееся марево над неподвижной водой. И двигалась она теперь по-другому. В ее движениях появилась неуловимая легкость. Казалось, она плывет, наполненная спокойствием и умиротворением.

Она была рождена чародейкой. Теперь она знала, что являлась служительницей стихии воды. Прикосновение воды излечило и преобразило ее, но ей пришлось отвергнуть возможность служения этой стихии. Миррима предпочла остаться с ним.

Да… Она теперь совсем другая.

На протяжении нескольких миль дорога шла в гору. Вскоре они поднялись настолько высоко, что могли видеть туманные болота, оставшиеся позади. Вдоль дороги чередовались леса и поля. Леса здесь были совсем другими — тихими и сухими. Казалось, все мрачное и недоброе осталось позади, и все же Боренсона не покидало чувство опасности. Он тревожно вглядывался вдаль, боясь вновь увидеть там человека в капюшоне. Миррима и Боренсон почти не разговаривали друг с другом, а если им и случалось обменяться нарой слов, то говорили они только шепотом. Приближаясь к очередному перелеску, они всегда пришпоривали лошадей и неслись галопом. Всякий раз, достигнув вершины холма, они останавливались и подолгу рассматривали оставшийся позади участок дороги.

Продвигаясь таким образом, они через некоторое время достигли равнин Трагенвольда — скалистой местности, поросшей лесом. Дорога здесь использовалась настолько редко, что стала почти непроходимой. Из щелей между камнями торчали кусты терновника. Дорогу обрамляли обветшавшие статуи лордов. Этим статуям, как и камням, которыми была вымощена дорога, исполнилась уже не одна тысяча лет. Они несли на себе явные следы воздействия природных сил. Дождь и ветер изрядно потрудились над древним камнем. Разинутые рты фигур молча возносили славу древней Ферессии — некогда могущественнейшему из государств.

Но то были дела давно минувших дней. Теперь же черные сосны столпились вокруг кладбищенских руин. В одиноких рощах кричали совы, а ветер разносил их голоса по впадинам и пещерам. Примерно около часа дорога серпантином вилась вокруг гор, то поднимаясь, то опускаясь. Утреннее солнце задумчиво поднялось над горизонтом. Оно было огромно в своем рассветном величии.

Боренсон чувствовал присутствие душ умерших в этих лесах. Они прятались в глубокой тени и в поросших мхом деревьях. Они как бы томились в заточении, не смея покинуть своего убежища. Однако чутье подсказывало Боренсону, что местные духи не были злыми. Когда-то они были людьми, такими же, как он. Таких привидений не стоило бояться. К тому же всякий раз, когда Боренсон покидал покров деревьев, солнце согревало его спину. Перед лучами солнца духи были бессильны. Они не смели покинуть своего убежища, приняв видимое глазу обличье.

Как только взошло солнце, Боренсон посмотрел себе под ноги, ища следы. Однако на протяжении многих миль дорога была девственно чиста. И вот наконец, когда они приблизились к ручью, на вязкой влажной почве они отчетливо увидели размытый отпечаток — характерный знак, в отличие от ровного следа копыта указывающий на то, что здесь проехала лошадь, обутая в чехлы.

При взгляде на этот отпечаток глаза Боренсона вспыхнули:

— Это тот убийца. Как думаешь, след свежий?

Он закинул руку за спину и вытащил из ножен свой боевой молот.

Миррима спрыгнула с лошади. Дар чутья она приняла от собаки, и теперь обнюхивала землю вокруг следа, затем понюхала воздух.

— Нет, — сказала она. — Этот след был оставлен день назад, оставлен человеком. Человек этот, судя по запаху, очень странный.

— Странный? — прошептал Боренсон.

— Его запах напоминает мне об открытых равнинах и одиноких холмах. Возможно, он был в пути всего несколько дней. И все же я думаю, он уже давно скитается по белому свету. Такой человек скорее будет спать под дождем, чем в уютной гостинице.