Вадим Проскурин - Повесть о райской жизни

Мои мысли прервал стук в дверь.

— Это еще кто? — пробормотала Лена и вдруг побледнела так, что напомнила мне мое собственное отражение в зеркале после того, как Лена зарезала меня маникюрными ножницами.

— Что такое? — вскинулся я.

— Сходи, открой, — тихо произнесла Лена и как-то вся съежилась.

Я встал и пошел к двери. Мордехай вдруг засунул руку за пазуху и извлек оттуда маленький аккуратный пистолетик.

— В раю действует огнестрельное оружие? — спросил он.

— Понятия не имею, — ответил я. — Ни разу не пробовал.

— Не надо оружия, — с усилием произнесла Лена. — Он не опасен.

Стук повторился.

— Да кто же это такой, в конце-то концов?! — воскликнул я.

— Открой дверь, — сказала Лена и отвернулась.

Ее заметно трясло.

— Не заперто! — крикнул я. — Входите!

— Он не понимает по-русски, — прокомментировала Лена. — Сейчас я передам ему мысленный импульс.

В прихожей послышались шаги, дверь открылась и гость вошел в комнату. Это был невысокий, худощавый, но очень жилистый смуглый мужчина лет примерно шестидесяти. Национальность гостя не вызывала сомнений — еврей. Одет он был в древнегреческую тунику грязно-белого цвета (в голове мелькнула нелепая мысль: «тайдом» бы его), тощие и очень волосатые ноги были обуты в кожаные сандалии с металлическими бляхами на ремешках. Голова незнакомца была лысой, а лицо утопало в курчавой седой бороде. Ни дать ни взять, постаревший Шамиль Басаев. Туника гостя была перепоясана широким ремнем офицерского образца, с левой стороны к ремню был подвешен здоровенный кинжал в кожаных ножнах.

Гость слегка поклонился и что-то сказал на иврите.

Натан ответил. Они перекинулись еще несколькими фразами, после чего незнакомец вдруг отступил на шаг и положил руку на рукоять кинжала. Они с Натаном вступили в оживленную беседу, при этом злобный взгляд незнакомца не отрывался от моего лица. Это начало меня раздражать.

— Что это за чудо в перьях? — обратился я к Лене.

Лена вздрогнула и сказала:

— Саул из Тарса.

— И что?

Лена посмотрела на меня помертвевшим взглядом и сказала:

— Это тот самый Саул.

И тут до меня начало доходить.

— Натан! — позвал я. — Это действительно тот самый Саул?

Натан посмотрел на меня каким-то пустым взглядом и молча кивнул.

Неожиданно для самого себя я рассмеялся. Все присутствующие непонимающе уставились на меня.

— Скажите-ка мне, Натан, — спросил я, — по дороге сюда вы с Мордехаем кого-нибудь встретили?

— Нет, — ответил Натан. — А что?

— Спросите его, откуда он взялся, — посоветовал я.

Натан и Саул обменялись несколькими фразами, после чего Натан сказал:

— Он не понимает. Он считает, что умер несколько минут назад.

Я глубоко вдохнул, выдохнул и сказал:

— Могло быть и хуже. Если этот праведник единственный…

Тут мне пришла в голову дельная мысль.

— Лена, ты можешь прочитать его мысли? — спросил я.

— С ума сошел? — ответила Лена вопросом на вопрос. — Залезть в душу апостола…

— Это не апостол, — отрезал я. — Это создание параллельного мира, порожденное нашими дурацкими мыслями. Натан, Мордехай, пока вы сюда шли, вы искали глазами мертвых праведников?

Натан посмотрел на меня, как на несмышленого младенца, и сказал:

— Молодой человек, вы путаете иудейский рай с христианским. Тора ничего не говорит о том, что происходит в раю до страшного суда. Нам известно только одно — когда настанет час, все жившие будут воскрешены во плоти и займут свое место в раю или аду в зависимости от приговора.

Я присвистнул.

— Тогда получается, что суд начался, — заметил я.

— Не говори ерунду, — перебила меня Лена. — А то еще накаркаешь. Натан и Мордехай здесь ни при чем, Саула вернули к жизни мои мысли.

— Не только, — возразил я. — Пару часов назад я думал, почему в раю нет праведников. Я даже придумал три сценария, откуда они могут взяться…

— Идиот, — прокомментировала Лена.

— Извини, — сказал я. — Но я не такой уж и идиот. Во-первых, я думал об этом, находясь за пределами рая, а во-вторых, я сразу перестал об этом думать, когда сообразил, к чему эти мысли могут привести. И про апостола Павла я совсем не думал, я вообще про него ничего не знаю, кроме того, что они с Петром родились в один день.

Натан нервно хихикнул.

— Их дни рождения неизвестны, — сказал он. — Христиане посвятили им один и тот же день только потому, что… Лена, может, лучше вы расскажете?

Лена помотала головой.

— Я не знаю, почему Петра и Павла празднуют в один день, — сказала она. — Я никогда об этом не задумывалась.

— Тут довольно интересная история, — сказал Натан. — И довольно скользкая, для христиан, конечно. Понимаете ли, при жизни Петр и Павел сильно не ладили между собой. Да-да, не ладили, я знаю, о чем говорю. Я хоть и не христианин, но я прочел весь новый завет и не один раз. Почитайте послания Петра, там есть одно место, в котором он говорит о Павле… как бы это сказать помягче… он его очень резко критикует. Когда разрозненные и противоречащие друг другу раннехристианские легенды слились в единый апокриф…

— Это не апокриф! — воскликнула Лена.

— Для нас, иудеев, это апокриф. Так вот, когда христианское учение стало единым, оно приняло в себя обе точки зрения — и Петра, и Павла. А они по многим вопросам были прямо-таки взаимоисключающими. Чтобы сгладить противоречия хотя бы на подсознательном уровне, христиане и ввели почитание Петра и Павла не то чтобы как одного человека, но…

Саул вдруг разразился длинной тирадой на иврите.

— Он нас понимает? — спросил я.

— Я транслирую ему наши слова мысленно, — пояснила Лена.

Я глупо хихикнул, наверное, это истерическое.

— И как он относится к нашим словам? — спросил я.

— Он очень удивлен происходящим. Он ведь еще не понял, что прошло почти две тысячи лет… теперь понял.

— А он понял, кто мы такие? — спросил я.

— Пока нет. Я ему передала… У нас есть вино?

Я заглянул в холодильник и сказал:

— Вина нет. Есть водка и коньяк.

— Что коньяк делает в холодильнике? — удивилась Лена.

— Случайно поставил. Наверное, задумался о чем-то своем. Извини.

— Доставай уж, — сказала Лена. — Придется угощать гостя холодным коньяком.

Я достал из холодильника коньяк, шоколадку и кусок сыра, а из шкафчика с посудой — четыре рюмки.

— За встречу, — сказал я, разлив коньяк по рюмкам.

Мы чокнулись и выпили. Павел закашлялся и что-то сказал на иврите.