Вадим Проскурин - Повесть о райской жизни

— А что будет с моим… гм…

— Ничего с ним не будет, — ответил я, не дожидаясь, пока Лена подберет подходящее слово. — Больше никаких глобальных экспериментов, никакой загробной жизни, никаких пророков и апостолов. Четырехглазый взялся за это дело всерьез. Не знаю, что конкретно он будет делать, знаю только одно — до тех пор, пока капля воды, с которой Четырехглазый так любит себя сравнивать, предпочитает не разрушать плотину, эта плотина будет стоять.

— Опять начал притчами изъясняться, — улыбнулась Лена. — Ты как, надолго планируешь тут поселиться?

— Пока не надоест.

— А как же познание, власть, приключения?…

Я безразлично махнул рукой.

— Наплевать, — сказал я. — Когда-нибудь мне наверняка надоест тихая жизнь в маленьком личном раю, но пока я хочу насладиться ей настолько, насколько возможно. И я приглашаю тебя разделить мое наслаждение.

— А потом? — спросила Лена. — Что будет потом?

— Не знаю, — сказал я. — До этого «потом» еще надо дожить. Возможно, никакого «потом» и не будет. Головастик говорила, что ушедшие обычно не возвращаются.

Лена вдруг зябко поежилась.

— Значит, мы ушедшие, — протянула она, не то спрашивая, не то утверждая. — Никогда не думала, что это случится так быстро.

— Хочешь вернуться в большой мир? — спросил я. — Поучаствовать в интригах и ссорах бессмертных?

— Не хочу, — решительно ответила Лена. — Пока мне не надоест наслаждение, которое ты предлагаешь — нет. А это действительно твой личный рай?

— Конечно, — ответил я. — Разве ты еще не поняла? Любой новый мир — всегда личный рай того, кто его открывает. Для Головастика рай — мир ничем не ограниченной боевой магии, для Четырехглазого — большое пустое пространство, где можно медитировать и ничто тебя не отвлекает, для Бомжа… ну, ты сама видела.

— А для тебя? — спросила Лена.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Поживем, увидим. Если ты не против, конечно.

— Я не против, — сказала Лена.

Она пытливо посмотрела на меня и вдруг спросила:

— Те красивые слова про любовь, которые ты говорил, им тебя Головастик научила?

Я замялся, не зная, что ответить.

— Ну… — наконец выдавил я из себя, — да, Головастик. Но это не важно. Головастик говорит, что для очень многих слов нет разницы между словом и действием. Если много раз повторять «я тебя люблю», то рано или поздно обязательно полюбишь. Многие говорят, что любовь приходит сама собой, ее сравнивают с ударом грома, с какими-то еще стихийными бедствиями, но по-моему, она приходит только тогда, когда ты сам позволяешь себе попасть под стихийное бедствие.

— А ты хочешь этого? — спросила Лена.

— Очень хочу, — ответил я. — А ты?

Лена улыбнулась.

— Конечно, — сказала она. — Разве ты еще не понял?

Я пожал плечами.

— Теперь понял, — сказал я.

Некоторое время мы лежали молча, потом Лена вдруг хихикнула.

— Как-то глупо получается, — сказала она. — Лежат двое влюбленных и говорят друг другу: «Давай влюбимся?» «Давай!» Бред какой-то.

— Что поделать, — сказал я. — Наш друг Павел не зря говорил, что во многих знаниях много печали. Хорошо быть маленьким и глупым — тогда можно верить, что все в мире происходит само собой, а от тебя не зависит ничего и тогда жить становится немного страшно, зато очень спокойно. Дергайся, не дергайся, все равно ничего не изменишь. А вот когда ты большой, сильный и умный, вот тогда ты понимаешь, что жизнь — это не только приключение, но и ответственность.

— А если ты не хочешь ответственности, — продолжила Лена, — ты придумываешь себе рай и уходишь в него. Прощай, жестокий мир…

— По-моему, лучше так, чем оставаться в нем и делать его еще более жестоким.

— Это твой выбор, — пожала плечами Лена. — Не знаю, правильный он или нет, но я его разделяю. Потому что я тоже прячусь, только не в свой рай, а в твой. Спрятаться в личный рай любимого человека — тоже способ уйти из жестокого мира.

— Ты действительно любишь меня? — спросил я. — Или ты говоришь так, чтобы помочь себе полюбить?

— Какая разница? — улыбнулась Лена. — Воспринимай мои слова как хочешь. Правда в глазах смотрящего.

— Это точно, — сказал я. — Правда всегда в глазах смотрящего. И знаешь что? Я постараюсь смотреть на тебя правильно. И не только на тебя. Не могу обещать, что так будет всегда, но я постараюсь, чтобы было так.

— Хорошо, — сказала Лена. — Ну что, пойдем, осмотрим наше убежище?

— Пойдем, — сказал я.

И мы пошли вдоль берега на восток, прочь от заходящего солнца. Наши тени расстилались впереди, длинные, как дороги, и по этим нарисованным дорогам мы шли. Куда? Пока не знаю. Но я верю, что впереди все будет хорошо. Потому что я буду стараться смотреть на мир правильно. Я буду очень стараться.