Майкл Муркок - Серебряная рука
Конь вяз в снегу. Напади на Корума враги, он не смог бы ни убежать от них, ни достойно сразиться с ними.
Небо сверкало голубизной; солнце почти не грело, но сияло ярко. Корум опасался тумана, ибо теперь он знал, что из него могут появиться и дьявольские псы, и их хозяева.
На пути стали попадаться неглубокие долинки, в которых укрывались то домишки, то деревушки, то целые города, некогда заселенные мабденами. Все они были безлюдны.
Эти поселения стали местами ночлегов Корума. Он не решался открыто разводить огонь, боясь, что враги иди просто недруги заметят дым. На каменном полу он разводил костер из торфа и делал это так, что дым рассеивался прежде, чем его можно было заметить снаружи. Так Принц обогревал себя и своего коня, так он готовил себе пищу. Если бы не тепло этих костров, путешествие его было бы поистине жалким.
В домах все еще стояла мебель, на стенах висели картинки, на полках валялись всяческие безделушки, — и оттого становилось особенно грустно. Вещи мабденов вряд ли могли заинтересовать Фой Мьёр, видимо, поэтому дома и не были разграблены.
Когда Корум добрался до восточных деревушек, он увидел следы кровавой бойни, — похоже, псы Кереноса попировали здесь вволю. Понятною стала причина, побудившая людей покинуть свои жилища и искать прибежища в древних заброшенных крепостях вроде Кэр-Малода.
Народ, живший здесь, обладал развитой, утонченной культурой. По всему было видно, что эти сельские жители успевали не только возделывать землю.
В покинутых жилищах Корум находил книги и картины, музыкальные инструменты, керамику и литье. Грустно было видеть это. Значит, борьба с Повелителями Мечей была бессмысленной? Принц защищал народ Лайвм-ан-Эша так, словно это был и его народ, но где теперь Лайвм-ан-Эш? То, что от него осталось, было обречено на гибель.
Корум стал избегать людских поселений, чтобы не вспоминать лишний раз о трагедии мабденов. Ночевал он в пещерах.
Однажды утром, после часа езды, он оказался перед глубокой ложбиной, посреди которой лежало замерзшее озерцо. На северо-восточном его берегу стояло нечто, похожее на камни высотою в человеческий рост. Фигур было несколько сотен. Обычно же ритуальные круги состояли из пары десятков каменных истуканов.
Как и везде, толстый слой снега покрывал все вокруг.
Корум подъехал к берегу озера, миновав было каменных истуканов (таковыми они ему казались). И вдруг заметил, что среди снегов мелькнуло что-то темное. Ворона? Принц заслонил глаза от солнца и стал всматриваться в просвет между камней. Нет, куда крупнее. Наверное, волк. Если же это олень, он забьет его на мясо. Корум достал лук, вынул из колчана стрелу, натянул тетиву.
Конь послушно двинулся вперед.
Подъехав к каменным статуям, Корум заметил, что они крайне необычны. Работа неведомого скульптора тонкостью своей не уступала шедеврам вадагских мастеров. Все фигуры — и мужские, и женские — застыли в позах воителей. Кто же изваял их и для чего?
Что-то темное мелькнуло вновь. И вновь оно скрылось за статуями.
Статуи были удивительно знакомы Принцу. Может быть, он уже видел нечто подобное?
Ему вспомнился замок Ариоха, — замок и все то, что Корум видел там. Все стало на свои места. Разум не желал замечать очевидного. Он противился этой правде.
Статуя была прямо перед глазами, и Принцу пришлось-таки согласиться с реальностью увиденного.
Это были не статуи.
Это были замерзшие тела людей, застывших в тот миг, когда они уже приготовились к бою с неприятелем; Люди эти походили на народ Туха-на-Кремм Кройх. Корум видел выражения их лиц, их позы. Лица выражали решимость — лица мужчин и женщин, мальчиков и девочек; дротики, топоры, мечи, луки, пращи и ножи сжимали они в руках. Они вышли на бой с Фой Мьёр. Но враг ответил им лишь холодом, внезапным, страшным холодом, что обратил теплую плоть в лед.
Корум отвел глаза и опустил лук. Конь заволновался и понесся по берегу мимо оледенелых, мертвых камышей. Корум увидел две фигуры, стоявшие по пояс в промерзшем насквозь озере; руки их в ужасе были воздеты к небу. И мальчику, и девочке было лет по шестнадцать.
Все было мертво. Все было немо. Стук конских копыт казался Коруму похоронным звоном. Он наклонился вперед и устремил взгляд на землю: не мог он видеть всего этого ужаса. Не мог он и плакать.
И тут Корум услышал стон, что вначале показался Принцу его собственным стоном. Он поднял голову и сделал глубокий вдох.
Звук повторился.
Корум обернулся и заставил себя вновь посмотреть на застывшее воинство, полагая, что звук исходит оттуда.
Черная фигура отчетливо выделялась среди прочих, припорошенных снегом фигур. Черный плащ хлопал на ветру, словно сломанное воронье крыло.
— Кто ты? — вскричал Корум, — не по ним ли ты плачешь?
Человек стоял на коленях. Услышав Корума, он поднялся на ноги, однако его черный изодранный плащ продолжал скрывать лицо.
— Кто ты? — Корум повернул коня.
— Забери и мою жизнь, прихвостень Фой Мьёр! — ответил ему старческий голос. — Я знаю, кто ты и зачем пришел сюда.
— Значит, ты меня не знаешь, — сказал Корум мягко. — Теперь ты, женщина, ответь мне — кто ты сама?
— Я — Айвин. Здесь стоят и мои дети, и мой супруг. Я должна умереть. Если ты враг — убей меня. Если ты друг — убей меня, — тем ты докажешь свою дружбу. Я отправлюсь туда, вслед за ними. Мир этот со всеми его ужасами мне несносен. Не нужно мне ни видений, ни страхов, ни истин. Я — Айвин, и я предрекала все то, что ты здесь видишь. Они не послушались меня, и потому я жива, а они нет. Я вернулась и убедилась в своей правоте. И потому я плачу, но плачу я не по ним. Я плачу по себе, ибо предала я свой народ. Я провидица Айвин, но кому нужен теперь мой дар, кто кроме меня самой сможет оценить его? Пришли Фой Мьёр и обратили всех в камень. Они так и не вышли из своих туч, не выпустили своих псов, ибо искали куда более лакомой добычи, чем наш маленький род. Наши отважные люди верили в то, что Фой Мьёр — как бы испорчены и злы те не были не откажут им в чести сражаться с ними. Я предупреждала людей о грозящей беде. Я умоляла их бежать вместе со мною. Но они внимали лишь гласу собственного разума. Они отпустили меня с миром, сами же пожелали остаться. «Если народ не может сберечь собственное достоинство, значит он обречен на смерть, — так говорили они, — ибо умирать можно по-разному.» Не поняла я тогда их слов. Лишь теперь открылся мне их смысл. И потому, господин, убей меня!
Моля, она протянула к нему руки, обнажив посиневшую от холода и старости плоть. Капюшон упал, открыв морщинистое лицо и седые волосы. В глазах провидицы застыла такая мука, что Корум невольно поразился, — никогда еще он не встречал такого взгляда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});