Сергей Челяев - Ключ от Дерева

«Это маска. Он в чем-то провинился и теперь сам перед собой храбрится…» – подумал Русый.

У мальчика на душе заскребли кошки, он чувствовал, что все происходящее каким-то образом связано с его лесной жизнью – так он для себя назвал мир своих ночных бодрствований, в котором он вырывался из душных тенет немоты физической и стремился неутомимым ручьем вперед, к мудрому молчанию лесного озера, молчанию осознанному и естественному, как небесный снег, недвижно висящий за окошком лесной избушки.

Эту избушку он часто видел в своих лесных снах, когда дремал с Камероном где-нибудь на тенистой поляне, утомившись после долгой прогулки. Они часто рассказывали друг другу сновидения, пытаясь разгадать смысл цветных картинок, которые изредка мягко навевал Лес. Видения Пилигрима поражали мальчика замысловатой вязью фигур, которые передвигали невидимые игроки, да они были бы и неуместны на сцене, щедро усыпанной красно-желтой угольчатой листвой кленов. Они прятались за тонкими ширмами, таили им одним понятные страсти от зрителей, и логика их поступков была необъяснима на фоне таинственной и непостижимой игры фигур и клеток, а игра раскручивалась все сильнее и быстрее, и Камерон смотрел ее, а мальчишке иногда становилось страшно за него, но друид только посмеивался, и лишь капли пота предательски поблескивали на лбу друида. Русый словно перелистывал во сне разрозненные отрывочные картинки, и среди них он часто видел себя в лесной избушке с окном, занавешенным снежными кружевами. Камерон говорил, что это могут быть кусочки будущего или прошлого, но только в зимней сторожке мальчик видел во сне себя самого.

– Когда ты привел его в Лес? – Мальчика вернул к действительности неожиданно ясный и звучный голос старухи. Вопрос был обращен к Пилигриму, и тот улыбнулся друидессе, как внук доброй бабушке.

– Я не приводил его. Он сам туда пришел.

– То есть как это – сам? Он каких кровей? – сердито зыркнула глазами друидесса на долговязого Смотрителя.

Тот проворно наклонился к старухе и что-то зашептал ей на ухо. Карга некоторое время внимала ему, болезненно сощурившись, что придавало ей сходство с птицей-белокрылкой, клюнувшей кислой ягоды, затем в недоумении уставилась на вытянувшегося перед ней друида.

– Эти народы не имеют Посвященных и никогда не имели. Им ведомы волхвование и тайные ремесла, в их краях процветают знахарство и серое ведовство, но только наши речные и озерные братья вхожи в земли славенов и их восточных соседей.

Она проговорила эту тираду, задумчиво поджав губы, словно внутренне не соглашаясь сама с собой. Друиды почтительно молчали, на мальчика, казалось, никто не обращал внимания.

– Как бы то ни было, он умудрился туда попасть. Что ж, время покажет, к худу или к добру это. Но ты отдал ему часть Дара, или я ошибаюсь?

Она пристально взглянула на Камерона, и мальчику показалось что в ее глазах мелькнули искорки недоверия.

– Все остальные средства я исчерпал, а медлить было нельзя, – ответил молодой друид и улыбнулся старухе.

– Ишь ты, – прищурилась друидесса, – все средства…

Пилигрим продолжал улыбаться старухе, и мальчику стало боязно за молодого друида, который так легкомысленно ведет себя с этой явно могущественной колдуньей.

– Ну ладно, тогда так тому и быть, – властно молвила карга и встала из кресла. Следом поднялись все остальные, их взгляды были устремлены на Камерона.

– Он не прошел обряд Посвящения, – мягко напомнил Смотритель.

– Не беда, – сказала старуха и простерла руку к молодому друиду. – Ты принес ему часть своего Дара, и это больше того, что люди называют родством. Теперь этот немой мальчишка – твой ученик. Провидение свело вас в трудный час, возможно, вы встретились и не случайно. Эту ночь ты проведешь в моих покоях, нам есть о чем поговорить, да и срок твоего служения завершен. Мальчика с завтрашнего дня начинайте готовить к Посвящению.

Смотритель увел мальчика, и с этого дня началась его другая жизнь. Спустя три года к нему вернулся голос, но к тому времени он уже мог изъясняться без слов. Он даже не воспринял это как чудо, ибо был уверен, что это когда-нибудь все равно случится. Юный Травник понял, что единственным настоящим чудом на свете является то, что друиды называют Даром, то, чем Камерон поделился с ним не задумываясь, то, что отпущено ему самому неизвестно в какой мере. Имя ему – Жизнь.

ГЛАВА 5

НОЧНЫЕ СЕМЕНА

Ян сидел на бревнышке, окунув ноги в чистую прибрежную воду, и изредка вскидывал руку, норовя поймать шаловливую стрекозу с чернильно-синими крыльями. По дну ползали серые пескари, искали ручейников, от легкого течения подрагивали бурые водоросли, стряхивали случайные пузырьки воздуха, позабытые водяными пауками, которые уже начали строить свои серебряные колокола. Травник расположился рядом, разложив на широком плоском камне содержимое своего мешочка, который в обычное время висел у него за поясом. Быстрые пальцы перебирали бурые, черные и зеленые семена, маленькие цветочные луковицы и белые сухие корешки, шелушили и сортировали их, раскладывали на просушку. Со стороны казалось, что два приятеля уселись на зеленом бережку посудачить поутру да заодно проветриться после пирушки. Вид у одного из них был хмурый, неулыбчивый, другой же, напротив, весело насвистывал незатейливый мотивчик, мешая ладонью семечки да стебельки на белом речном валуне. Так они, наверно, могли выглядеть со стороны на берегу реки ранним весенним утром. Но сейчас каждый был для другого загадкой, и конца разговора никто из них предугадать не мог.

– Объясни все же, зачем я вам нужен теперь? Ты нарассказал столько всего, что у меня кругом голова идет. А зачем мне-то это все знать? Не моего это ума дело.

Ян взволнованно говорил, путаясь и запинаясь от отчаянной неразберихи в голове и горячего желания если не понять, то хотя бы расставить все по местам в этой странной истории, в которую он так неожиданно угодил.

– Тебе-то зачем знать? – в тон ему ответил Травник, подняв голову от своих семечек и корешков. – Причина этому проста. Ключ, который я нашел на твоем подоконнике.

И он протянул Яну большой заржавленный ключ, с которым друид просидел сегодня полночи, изучая и рассматривая его.

– Это то, о чем написал в своей предсмертной записке Камерон.

Ян негодующе отмахнулся от ключа.

– Если он такой важный и ценный, то почему я его не нашел, а тем более – тот молодой старшина? Судя по твоим словам, он обладает недюжинной силой, я-то уж в этом успел убедиться, хоть ты и считаешь, что все это фокус, мираж.

– Это не простой ключ, как ты выражаешься. Он – дар, причем дар последней воли, и в этом прежде всего его важность и ценность. Посиди в горах рядом с умирающим кобольдом и можешь смело ходить по ущельям и долинам, никто тебя не тронет, даже камнепады обойдут стороной. А дар друида может объяснить только друид, а такого, как Камерон, – боюсь, даже мне не под силу. – При этих словах Травник пожал плечами, словно и не бился он над этим ключом столько бессонных часов, не бродил задумчиво ночью под высокими черемухами, мокрыми от теплого дождя.