Сергей Челяев - Ключ от Дерева

Песня кончилась, но всем почудилось, что они даже ощутили далекий плеск волн, словно дыхание моря приблизилось к ним и было сейчас где-то рядом, за спиной.

– По-моему, здорово, – подал голос со своей импровизированной лежанки Коростель. Он словно наяву представил картинку из дешевой потрепанной книжки, которую они в детстве часто разглядывали с Рутой: море, чайки над волнами и далекие паруса уходящего куда-то в синеющую даль маленького корабля.

– Точно, – подтвердил Травник. – В твоих словах словно магия заключена, вот только грустно немного.

А Эгле вскочила с колен, подбежала к Марту и неожиданно звонко чмокнула его в щеку, так что все рассмеялись, а молодой друид в мгновение ока залился краской. Девушка тут же скорчила ему рожицу и стремглав вернулась на свое место подле Симеона. Ян сразу вспомнил Руту, и на душе у него заскребли кошки.

– Что ж, пора в путь, – заключил Травник, с сожалением вставая с песка и потягиваясь всем телом. – Зорзы не ждут.

– Где же это море… – сокрушенно вздохнул Збышек, и Эгле тяжело вздохнула тоже.

Коростель с трудом привстал, скатал плащ и вдруг увидел в земле, на которой он только что лежал в изнеможении, маленькое полузасыпанное песком отверстие, наподобие маленькой норки. Из него выглядывал уголок чего-то непонятного, красно-коричневого, с зубчиками, и острого, как треугольный луч. Не долго думая, он ухватился за кончик этой штуки и неожиданно вытащил из песка маленькую живую морскую звезду. Все ее пять лучей нервно подрагивали, и звезда сокращалась всем телом, пытаясь вырваться из ладони Яна.

– Смотрите, звезда! – воскликнул Ян.

Все обступили его, разглядывая удивительную живую находку. Животное притихло, но Коростель ладонью отчетливо ощущал, как в этом странном, облепленном песком и илом теле, щекочущем руку, тихо и испуганно пульсирует жизнь, или, как друиды говорили, Дар.

– Она пережидает отлив, – промолвил Травник. Он обвел взором своих друзей – Марта, Коростеля, Эгле – и вновь повторил: – Она пережидает отлив. Она знает, что море вернется. Это хороший знак.

Они посмотрели на Травника все: Март, Коростель и Эгле. Лица их были запыленные, припорошенные песком, с потрескавшимися от злого ветра губами. Вокруг простиралась земля пополам с песком, кое-где из нее торчали стебли чахлых кустиков, а шелесту песка вторил в небе над головой холодный ветер-суховей, словно подхватив слова песни Марта: далеко ушел корабль… далеко ушел… корабль… далеко… ушел… корабль… далеко…

– Это хороший знак, – повторил Травник, словно убеждая в этом себя, друзей, а может быть, недобрую судьбу. – Будем считать так.

Ян держал на ладони красно-коричневую морскую скиталицу, и ему казалось, что где-то вдали он слышит волны – тихий, еле уловимый шепот прибоя.

– Мы ведь найдем их, Симеон? – тихо спросил Збышек, приглаживая растрепавшиеся волосы и незаметно смахивая слезу неуловимым движением, чтобы никто случайно не подумал, что она вызвана не этим бесконечным, иссушающим душу и сердце ветром.

– Найдем, – ответил Травник. – Непременно найдем. Море вернется.

В ушах у Яна вновь тихо зашумело, потом этот звук вдруг усилился – в нем было что-то зовущее, требовательное, заливающее тихим шелестом воображаемого прибоя сердце. Коростель отстранил рукой Симеона и нетвердыми шагами, спотыкаясь и проваливаясь в песок, побрел вперед, к высоким дюнам, туда, куда его неустанно звал древний и вечный неодолимый зов – зов моря, которого он никогда не слышал.

Когда Ян одолел несколько шагов, Травник издал тихое восклицание и, обернувшись, указал друидам на песок, по которому только что ступал Коростель. Несколько следов глубоко вдавились в песок, и в образовавшихся ямках медленно выступала вода. Глаза Эгле в мгновение ока стали удивительно большими и круглыми, и лицо ее буквально просияло. Травник закричал что-то Яну, но тут же закашлялся от налетевшего порыва пыльного ветра и, не дождавшись ответа, тяжело двинулся за ним вслед. А Ян Коростель по прозвищу Дудка все шагал и шагал по песку, осторожно держа в руке колючую морскую звезду, и пальцы его сжимались все сильнее и сильнее, и он чувствовал, как колючки ее жестких лучей давят и царапают ладонь мелкими иголочками, и от этой малой боли, казалось, уходила боль из души, боль большая, огромная, невероятная, вместе со страхом и отчаянием ушедшего дня. А звезда была крепка, как камень, остра, как иглы, и она словно вела, вела его вперед, туда, где пряталось, заплутало, провалилось это проклятое, это ненавистное, это величественное и невозможное море.

И только Март стоял недвижно, словно оцепенев. Плащ упал к его ногам в песок, и дорожная котомка свешивалась с плеча, норовя соскользнуть на землю. Март, прищурившись, напряженно всматривался вдаль, туда, за спины бредущих Яна, Травника и бегущей за ними Эгле. Обветренные губы молодого друида что-то неслышно шептали, а по запыленной щеке Марта, оставляя грязную дорожку, теряющуюся в уголке рта, медленно ползла влажная полоска – снова начинался ветер.