Евгений Лукин - Труженики Зазеркалья
– И как вам наше новое приобретение?.. – искательно проскулил над самым ухом дяди Семена незримый распорядитель. – Колоритна, правда?..
Кажется, он уже и сам раскаивался в содеянном.
– Колоритна… – с непонятной интонацией отозвался ветеран, задумчиво глядя, как катаются под вороненой глянцевой кожей плаща подобно двум ядрам тяжелые ягодицы. – Ох, колоритна…
– Да?.. – жалобно, с надеждой переспросил распорядитель. – Ну я тогда в павильон… Сцену готовить…
Некоторое время все молча смотрели вслед Тамаре.
– Васенька, – негромко позвал Арчеда, поправляя очки. – Ты в прошлый раз говорил: культура чувствуется… Или мне послышалось?
Но Василий Полупалов и сам был озадачен не меньше других.
– В том ее отражении – чувствовалась… – недоуменно молвил он. – А в этом почему-то – нет…
– А кто она вообще по жизни? Кем работает?
– Тебе ж сказали: уволилась из какой-то фирмы. Два месяца назад… Где работает сейчас – не знаю…
– Я бы тоже уволился, – подал голос угрюмый Егор. – Разок бы в зеркало взглянул – и уволился…
– Ох, помяните мое слово, господа… – болезненно закряхтел Леонид Витальевич. – Отпугнет она Тамару и от нашего стеклышка. Карикатура ведь…
– Да если бы карикатура! – мрачно заговорил опытный дядя Семен. – Ты посмотри, с какой она тщательностью все ее недостатки выпячивает! Не-ет, это не карикатура, Леня, – это работа. Причем не самая плохая… Только что ж она ее так не любит, Тамару-то свою?.. Ох, бабы-бабы… Загадкой были, загадкой остались…
– Слушайте, а может, все просто? – встрепенулся Арчеда. – Она же ее до сих пор только на службе отражала! Знаете, как бывает? Дома – лапушка, а на службе – сволочь сволочью…
– М-м… дай бог если так… – промычал дядя Семен. – Может, ты и прав. Присмотрится, обтешется…
Персоналия Тамары Истриной шла уже с добычей обратно. Приблизившись, одарила развратной улыбкой – и сразу стало заметно, что один из передних зубов у нее – кривоват, а другой нуждается в починке. Бросила на стол потрепанную, но явно свежеотраженную колоду карт.
– Хотели новенькую всучить, нераспечатанную, – презрительно сообщила она. – Нет уж, говорю, нераспечатанной сами играйте…
– Спасибо… – растерянно поблагодарил культурный Леонид Витальевич, но ответа не получил.
Отражение Истриной скрылось в павильоне, и там вскоре стало шумновато.
– Да нет, не так, не так!.. – слышался ее капризный, с хрипотцой голос. – В том-то и дело, что все должно быть тусклым! До того момента как я войду, все должно быть тусклым…
– Нет уж, позвольте решать это мне… – дребезжал в ответ распорядитель.
Мужчины посмотрели на карты, потом друг на друга.
– Кстати, – сказал Василий. – Про Ирину ей говорить?
Призадумались.
– Нет. Ну ее к черту! – мрачно молвил дядя Семен. – Тут же сбежит…
– Может, оно и к лучшему…
Снова задумались.
– Как хотите, а распорядитель наш – придурок редкостный, – подытожил впечатления Леонид Витальевич Арчеда.
Егорка молчал.
А потом наступило утро. В павильоне уже корректировали солнечный луч, падающий из лишенного шторы окна, и ругались насчет пылинок. Затем наконец прозвучало:
– Полупалов, приготовиться!..
Василий встал.
– Ну что… – произнес он без особой радости. – Пойдем ломать комедию. – Вздохнул и признался с горечью: – Не представляю, как с ней в паре работать!
Персоналия Тамары Истриной уже стояла возле ртутно-серого куба и скорее лыбилась, чем улыбалась. Косметики на ее лице было отражено в избытке.
– М-милый… – сказала она Василию и вытянула губы хоботком.
Он взял ее под руку.
– Шампанское!.. Цветы!.. – скомандовал распорядитель.
Кто-то из невидимой обслуги сунул Василию большую бутылку, а Тамаре – завернутые в целлофан алые розы.
– Внимание! Истрина! Полупалов! Ваш выход…
Василий приоткрыл дверь и ступил в отражение комнаты первым. И то же самое сделал его оригинал в прямоугольном зеркале, висящем на противоположной стене. Брови у обоих одновременно вздернулись, рот виновато скривился.
– Ты извини, Том… – ловя краем глаза малейшее движение губ двойника, торопливо проговорил Василий. – Тут у меня бардак… Начал уборку – и как раз мужики нагрянули…
Безупречно копируя все движения оригинала, он отодвинулся в сторону. Партнерша переступила порожек. Остановилась.
– Господи, ну и морда у меня в этом зеркале!.. – раздался ее хрипловатый возглас, исполненный, впрочем, скорее злорадства, чем ужаса.
Где-то совсем рядом закряхтел недовольный грубовато поданной репликой незримый распорядитель.
– Да ладно тебе… – пробормотал вслед за оригиналом Василий, делая шаг вперед, – и тут случилось то, что поначалу он принял за обыкновенную, хотя и досадную накладку.
– А так?.. – неожиданно высоким надломленным голосом произнесла у него за спиной партнерша, хотя настоящая Тамара Истрина еще и рта не открывала.
В следующий миг оба лица по ту сторону зеркала исказились – и Василий, уже догадываясь со страхом, что происходит, оглянулся. Отражения умеют делать это стремительно – для людского глаза такое движение неуловимо. Однако сейчас Василий не просто оглянулся. Он оглянулся – и замер, забыв обо всем. Даже о собственном двойнике.
Вместо отражения Тамары Истриной посреди комнаты, устремив в зеркало беспощадные прозрачно-серые похожие на плавящийся лед глаза, стояла Ирина Полупалова – хрупкая, болезненно бледная, рыжеватая.
– Ну, здравствуй… – еле слышно выговорила она. – Узнаёшь?..
А в зеркале тем временем с неотвратимой медлительностью происходило неминуемое. Припадочно закатив зенки, рослая Тамара Истрина тяжко оседала на тщательно выметенный ковер, где уже валялись завернутые в целлофан розы. По сминающейся вороненой коже плаща плыли тусклые зигзаги отсветов. В глубине комнаты моталось перекошенное, беззвучно орущее лицо Василия, отводящего для броска руку с бутылкой.
Повторять его движения уже не было надобности.
Зеленоватая стеклянная граната угодила в самую середину зеркала. По нему медленно поползли, ветвясь, двойные трещины – и мир взорвался, распавшись на бесчисленное множество комнат с незашторенными окнами.
– Ой, козел я… Ой, козё-ол… – плачуще причитал где-то поблизости голос запоздало прозревшего распорядителя. Остальные потрясенно молчали.
Отражение Василия Полупалова открыло глаза. Павильона, естественно, не было уже и в помине. Все оцепенело смотрели на хрупкую рыженькую Ирину, казавшуюся теперь еще бледнее. Держалась она неестественно прямо, в прозрачно-серых глазах – страх и вызов.
– Эх, девонька… – стонуще, с болью выдохнул наконец дядя Семен. – Да что ж ты с собой, дурашка, сделала! Ну мы-то – ладно…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});