Владимир Мясоедов - Снести империю добра

— Как ты мог, скажи на милость, подписать этот контракт?!

— Ну, они подошли… А я один был… Здоровые, вонючие, бородатые… Как начали орать и пихать мне эту бумажку…

Фиэль открыла рефлекторно зажмурившиеся глаза и посмотрела на источник еле слышного лепетания. Маленький рост. Худоба. Светящиеся серебристым светом большие глаза с выражением безграничной вины и испуга. Плотно прижатые к голове длинные уши, напоминающие эльфийские всем, кроме выдающихся габаритов. Волшебница знала, что перед ней Тимон. Могущественное и явно не слишком-то доброе существо, надевшее обличье гоблина, как карнавальную маску. И в таком виде принудившее ее… соблазнившее ее…

— Теперь у нас все поставки сырья по грабительским ценам! — перешла на визг Сури, размахивая кипой документов, словно одним-единственным листком бумаги. Если бы она с подобным остервенением действовала своим боевым кнутом, то в комнате понадобилось бы менять мебель. И, может быть, даже ставить новые стены. — Шестьсот сорок золотых монет чистого убытка ежемесячно! И это в лучшем случае! Ах ты, мелкий, паршивый, слюнявый…

Лицо гоблина, и без того виноватое донельзя, сморщилось, словно печеное яблоко. Нос начал дергаться. Большие глаза наполнились влагой. Дыхание стало судорожным. Здание слегка затряслось, а мебель в комнате начала подпрыгивать.

— Хватит! — рявкнула Фиэль, броском подвернувшейся ей под руку диванной подушки затыкая суккубу.

А потом метнулась к гоблину, взяла его к себе на колени, словно заботливая мать свое великовозрастное дитя, и принялась поглаживать по голове. Зеленый коротышка на прикосновения отреагировал так же, как и всегда в последние три недели. Сжался в комок и оцепенел, будто девица в первую брачную ночь. А ведь совсем недавно Златокудрая считала его если и не самым наглым и порочным существом в мире, то одним из претендентов на этот звучный титул.

— Ты что, не видишь, он сейчас расплачется! Нельзя же так!

— Он расплачется! Ой, скажите, пожалуйста, какая трагедия!

Когти демоницы растерзали несчастную подушку на мелкие клочки. И, похоже, это смогло немного ослабить буйство Сури. Во всяком случае, метаться туда-сюда и потрясать злополучными документами она перестала.

— Я присягала служить сгустку амбиций и энергии, под ногой которого должен был содрогнуться мир! А сейчас это просто какой-то великовозрастный дурачок-недоросток, с почти полным отсутствием мозгов, силы и потенции! Скоро растерявших власть выскочек спихнут с занятого места, я уже чувствую, как шатаются под нами опоры! Тебе-то хорошо, ты легко сможешь где-нибудь спрятаться и прижиться на новом месте. А вот меня в лучшем случае навечно отправят в бордель, служить подстилкой для пары десятков мужиков в день! Хотя вряд ли так повезет, скорее всего, живьем сожгут на костре или предадут иной, не менее мучительной казни! А я не хочууу…

Перенервничавшая суккуба завыла так, что услышь ее волки-оборотни, они облысели бы от зависти. И потом долго служили бы объектом изучения ученых и коллекционеров, жаждущих заполучить себе уникальное чучело. Гоблин, непостижимым образом ужавшийся на коленях эльфийки едва ли не до размеров перепуганного зайца, что-то прошептал.

— Что-что? — перепросила его Фиэль, скорее, ощутив слова, а не услышав их, будто была престарелым дварфом-кузнецом, всю жизнь слушавшим грохот парового молота. — Говори громче. Эй, все тихо! Тимон что-то хочет сказать, похоже, ему стало немного лучше!

— Простите, я больше не буду. — Мышиный писк был бы громче этого извинения, но благодаря установившейся в комнате гробовой тишине расслышать его все же удалось.

Суккуба возобновила концерт, приостановленный на несколько секунд. Только теперь истеричные завывания сменились не менее истеричными рыданиями. Похоже, Сури уже во всех красках видела сцену собственной казни. И кем она будет проводиться — коренными жителями Арсарота или же добравшимися до ренегатки сектантами, — демоницу не волновало ни капли. Златокудрая только печально вздохнула и еще сильнее прижала к себе гоблина. По крайней мере, когда она его держала подобным образом, он не плакал. Не вываливался в окно. Не тянул в рот острые предметы, которые потом приходилось с большим трудом извлекать целителям. И, кажется, даже не пугался посторонних лиц.

Захват гоблинского поселка прошел почти как по маслу. Всего пятнадцать убитых, из них десять были прикончены неустановленными лицами из местных же, решивших под шумок свести личные счеты. Еще шестьдесят-семьдесят гоблинов, связанных с Златокошелем слишком тесными узами, на всякий случай эмигрировали в дальние края. Видимо, не поверили обещаниям, что никаких репрессий по отношению к ним не будет. На третий день все службы поселка функционировали практически так же, как раньше. Только алхимики перестали пичкать своими смесями парочку юных троллей, у которых процесс мутации еще не зашел слишком далеко. Остальных обитателей питомника возвращать к нормальному состоянию было уже поздно, они просто не пережили бы прекращения процесса. Ну а верхушка захватчиков разбирала и сортировала трофеи. В том числе и имущество попавшего в кабалу торгового барона. Среди этого имущества нашлось некоторое количество драгоценного для его расы эликсира холодного разума. Стандартную порцию оного Тимон и принял без всякой задней мысли.

Сразу после приема никакого стимулирующего эффекта он не заметил и констатировал, что принятое им вещество наркотиком не является. Чему он был очень рад. К вечеру существо в обличье гоблина начало вести себя вяло и безынициативно. Тогда это списали на усталость. На следующий день Тимон вел себя заметно менее энергично, чем обычно, не мог толком ни на чем сосредоточиться. Фиэль даже подумала, что у него проявились симптомы переутомления. Тем более, к ней он ночью не пришел, хотя накануне и обещал. Через двое суток после приема препарата Тимон передвигался по делам шаркающей походкой, отвечал невпопад и почти ничего не ел. Шарахнулся от внезапно выскочившей ему навстречу Сури, провокационно полураздетой. И даже не потянулся ее потискать. Заподозрившая худшее, а именно еще одну соперницу, суккуба устроила слежку. И почти сразу же подняла тревогу.

Никто не мог сказать почему, но вполне качественный эликсир не только не оказал стимулирующее действие на Тимона. Напротив, он весьма сильно угнетал его организм. И мыслительную деятельность. Даже магию! Энергия, которая звенящим ручьем растекалась от ауры зеленого коротышки, не то чтобы пропала совсем. Однако ее уровень сократился более чем в три раза. А контроль над волшебством и вовсе приказал долго жить вместе с почти полностью угасшим на пятые сутки сознанием. Теперь гоблин напоминал впавшего в детство старика. Вроде и взрослый, вроде и все понимает, а оставишь без внимания на чуток — и он уже сыплет в кастрюлю с супом песок как приправу. Или пытается клянчить сладости на кухне, чтобы потом капризничать и кидаться ими в щедрых дарителей. Вместе с остротой ума маленький волшебник лишился всей храбрости, став откровенным трусом. Нет, его даже трусом назвать не получалось. Он просто не воспринимал себя как личность, способную самостоятельно отбиться хотя бы от брехливой собачонки, которую даже ребенок прогонит громким криком. Также почти перестала работать долговременная память. Отныне коротышка не мог внятно объяснить, где он был и чем занимался каких-то полчаса назад.