Алина Лис - Маг и его кошка

Она одарила меня неожиданно дерзкой улыбкой:

— А я не невинная, сеньор Эйстер.

— Верно. Все время забываю, — согласился я, наклоняясь ближе и заглядывая в ее лукавые серые глаза.

В последний момент Франческа уклонилась от объятий, да так ловко, словно долго тренировалась в этом искусстве, и, смеясь, вскочила. Я не стал преследовать девушку. Просто смотрел снизу вверх на нее — мягкую, соблазнительно-женственную, но недоступную. Солнце скользило по золотистому шелку платья, каштановые кудри разметались по плечам. Представил ее обнаженной на этом платье среди разнотравья, облитую солнечными лучами, и забыл все, что хотел сказать.

— Вы не ответили на вопрос, сеньор.

— Не задавайте вопросов, ответа на которые не хотите знать.

— Но я хочу!

— У меня нет детей, — я поднялся, следуя ее примеру. — Я бесплоден.

На лице Франчески отразилось сострадание:

— О. Простите… — После паузы: — А вы уверены?

— Абсолютно. Не надо соболезнований, сеньорита. В этом нет большой трагедии.

Таковы все Стражи, и, пожалуй, здесь есть смысл, раз мы не стареем. В противном случае нашим потомством уже можно было бы заселить пару герцогств. Насколько я знаю, никто из нас не переживает по этому поводу. Должно быть, желание продолжить себя в детях тесно связано с ощущением своей смертности.

В небесах раздалось пронзительное «Ви-и-и-и-ирр-ри-и-и-и», потом хлопанье крыльев, а затем прямо с небес на плечо девушке упала черная птица. От неожиданности Франческа вскрикнула, да и я тоже вздрогнул.

— Тьфу ты. Это ваш питомец, сеньорита?

— Нет, — она пораженно протянула руку. Пичуга наклонила голову, не выказывая ни возражения, ни страха. Кажется, ей даже по нраву были осторожные прикосновения девушки.

— Должно быть, чей-то домашний любимец. Стрижа можно приручить, если взять птенцом из гнезда.

Франческа пересадила пичугу на руку. Стриж лежал в ее ладошке, не шевелясь, внимательно рассматривал сеньориту блестящими горошинами глаз. Девушка нежно пощекотала птицу под горлышком и засмеялась:

— Смотрите, я ему нравлюсь.

Я был согласен с пернатым наглецом. Она не могла не нравиться.

Когда в ответ на мою попытку дотронуться стриж отпрянул и попытался клюнуть, Франческа снова рассмеялась:

— А вот вы — нет, сеньор Эйстер.

— Не думаю, что буду убиваться по этому поводу. И поздравляю с приобретением. Как назовете вашего нового друга?

Она задумалась:

— Венто. Его зовут Венто.

Глава 4. Узник Кровавой башни

Франческа

Отец доволен — мы проводим вместе много времени. Мне трудно понять, каковы чувства и намерения лорда Элвина. Могу лишь утверждать, что ему приятна моя компания.

— Я же говорю — он влюблен в тебя, — с горящими глазами повторяет Бьянка. — Ах, ну почему все самые потрясающие мужчины достаются тебе?!

— Возможно, все дело в моем благочестивом и добром нраве, — предполагаю я, чтобы ее утешить. — А сотня виноградников и красильни здесь совершенно ни при чем.

Она снова не понимает иронии. Как всегда.

Элвин Эйстер бы понял.

Он понимает мои шутки. Помню, как я испугалась, когда впервые заметила это. Испугалась и рассердилась. Он посягнул даже на этот мой невинный способ проявить себя.

Но вот странно: уличив меня в непокорности, маг не спешит подавлять бунт. Напротив, теперь он улыбается моим словам — одобрительно и насмешливо, а порой и сам включается, чтобы поддержать игру.

Это ужасно, потому что в такие минуты я чувствую себя совершенно счастливой и словно предаю этим счастьем Лоренцо.

Счастье — это когда тебя понимают.

Наверное, сторонний наблюдатель, глядя на нас, может решить, что перед ним нежно влюбленная пара. Но это не так.

Я готова поклясться на священных Заветах: при всем его внимании ко мне маг не увлечен. Когда мужчины теряют голову, они становятся другими. С Элвином я не контролирую ничего. Он ведет в этом танце, а мне остается лишь покорно следовать за ним и волей отца.

Это очень просто — следовать за чужой волей. И иногда даже приятно.

Я не обольщаюсь. В отличие от своих подруг, я вижу, каков он на самом деле. Элвин Эйстер презирает людей. Всех людей. Не только простолюдинов.

Он может быть обаятелен и мил, пока ему что-то нужно, но не стоит обманываться, его высокомерие не знает исключений. Обычная судьба гордецов незавидна, мир с лихвой возвращает их пренебрежение, а нашему гостю сходят с рук даже убийства.

Это несправедливо! Это возмутительно! Так не должно быть!

Я вижу: маг считает людей вокруг занятными игрушками. Он не признает слова «нет» и ведет себя так, словно существуют только его желания. И я мечтаю, чтобы кто-нибудь задал ему показательную трепку, избавив от лишнего высокомерия.

И все же мне нравится общество убийцы Лоренцо. Нравится куда больше, чем должно бы. Все в поведении Элвина бросает вызов, перед которым я бессильна устоять. Рядом с ним краски становятся сочнее, а жизнь ощущается острее и ярче. Он то злит, то смешит меня, а его рассказы о волшебном народе распаляют воображение.

— …крупные домены называются «княжествами» и существуют на Изнанке больших городов. Например, Двор Оливы в Цере. Тамошний князь тот еще урод.

— Вы имеете в виду внешность?

Он подмигивает:

— Да нет, не внешность. В сравнении с иными фэйри Марций Севрус — еще ничего. Подумаешь, три глаза. Всегда неплохо иметь запас на непредвиденный случай, не находите?

Я насмешливо фыркаю.

— Ах, вы не верите мне, — с притворной грустью говорит маг. — Что же, ваше право. Не буду напрасно сотрясать воздух.

— Нет-нет! Продолжайте!

Мне интересно слушать эти истории, пусть я и сознаю, что все рассказы о княжествах фэйри — не более чем плод неуемной фантазии северянина.

Я не влюблена в него! Ни в малейшей степени! Он мне даже не нравится!

Ну, может совсем немножко.

Чуть-чуть.

— У меня серьезная проблема, сеньорита, и только вы можете меня спасти, — тон преувеличенно серьезен, а глаза смеются.

— Какая проблема?

— Я до сих пор видел меньше, чем десятую часть Кастелло ди Нава. С этим нужно что-то сделать. Немедленно!

— Что за причина такой ужасной спешки?

Элвин оглядывается с опаской, словно собирается поведать мне важную тайну. Потом склоняется почти к самому уху и шепчет:

— Мне скучно.

Я прыскаю, но тут же делаю строгое лицо.

— Займитесь переводом, сеньор.

— Я занимался им весь вчерашний день и сегодня больше шести часов. Я думаю и вижу сны на древнеирвийском. Еще немного — и окончательно забуду прочие человеческие языки. Тогда вы лишитесь удовольствия понимать мои колкости.