Где я? - Сергей Тишуков
После второй порции вискаря аппетит усилился и предполагаемую беседу по душам отложили на потом.
Когда количество мяса уменьшилось на две трети, а от салата остались только разводы масла на донышке, Черов приготовился наполнить стаканы в четвёртый или пятый раз.
Ему помешала суета за спиной. Послышались редкие подбадривающие аплодисменты и возгласы: «Просим! Просим!». Денис аккуратно, как ему показалось, оглянулся и увидел поднимающуюся из-за сдвоенного стола девушку. Черты её лица разглядеть не удавалось, но всем известно, что через призму алкоголя любая девушка выглядит сногсшибательной красавицей. Слава Богу, танцевать она не собиралась. Осторожно откинув с лица локоны и торжественно приподняв подбородок, она принялась читать стих, слегка дирижируя изящными пальцами в такт ритма:
— Ты бы вышел, не зная куда и зачем,
Но никак не найдёшь от замка ключей.
А внутри эхо гулкое и пустота…
И свободны места.
Там идёт на экране немое кино.
И ты думаешь, стоит проснуться и вновь
Наяву, не в кино, ты увидишь рассвет.
Но не сон это. Нет.
Не обманывайся. Ты давно осознал,
Что приютом тебе стал безлюдный вокзал,
И ночной опустевший, остывший перрон,
И немой крик ворон.
Черно-белое солнце на небе висит.
Ты на бога надеешься. Он всё простит.
Но тебя там не слышно, кричи не кричи.
От замка, где ключи… *
— Браво! Брависсимо! — тут же вскочили её компаньоны, едва звук томного меццо-сопрано затих, впитавшись без остатка в слегка солоноватый морской воздух.
От соседних столов, где чилили две группировки геймеров, отличающиеся друг от друга только цветом балахонов и сюжетом неоновых принтов, донеслось дружное улюлюканье. Не осуждающее, а обычный троллинг, принятый в среде различных субкультур. Скорее всего, они не прониклись торжественностью момента и на рефлексе выразили своё отношение к конкурентам.
— Наш выход! — вытерев губы салфеткой, заявил Тимофей, — Прекрасный повод вступиться за поруганную честь поэтессы и устроить небольшой бедлам!
Он взглянул на товарищей и застегнул молнию кармана, где лежал смартфон, чтобы тот случайно не выпал. Родион одобрительно крякнул, схватил шампур и зажав острый конец в кулаке, принялся наматывать полосу вокруг костяшек пальцев. Получался весьма оригинальный кастет, из двух слоёв нержавейки.
Только Черов, застыв в полуразвороте, продолжал неотрывно смотреть на поэтессу.
— Влюбился! — шепнул Родион и повысив голос позвал, — Деня! Эти флуботы ответят за своё поведение, а ты сложишь к ногам прекраснейшей из дам их поверженные мерчи! Да очнись ты, наконец!
— Погодь! — отмахнулся Черов и поднявшись, постучал столовым ножом по стакану, — Как уже говорил мой друг: мы отмечаем завершение отпуска! Банально бросать монетку в море, надеясь непременно вернуться. Вместо этого хочу прочитать свой стишок в качестве алаверды, по кавказской традиции.
Услышав знакомое слово, шеф-повар подкрутил усы и восторженно произнёс несколько слов. Непонятных, зато восклицательно — восторженных.
Язык Дениса слегка заплетался, но в целом он говорил внятно и обе конкурирующие компании напряглись, демонстрируя внимание. Денис положил нож на столешницу, прокашлялся и начал:
— Наивен я бывал и простодушен,
представьте, верил, полон мир чудес…
Тот парень умер, ход вещей нарушен,
остался только путь в один конец.
Чудес, увы, не подсмотрел, не встретил,
Бог их не дал, а бес не соблазнял.
Проспал, возможно, просто не заметил,
короче, не нашёл, не там искал.
Нет смысла обвинять кто невиновен.
К чему скорбеть над перечнем утрат?
Я понимаю так, что каждый волен,
считать количество своих затрат.
Хотя зачем считать, коль потеряли?
В конце концов, не купишь за рубли,
всех тех, кого цинично мы предали,
тем более кого не сберегли.
Мой взгляд назад далёк от сожаленья,
теперь, сквозь пелену прошедших лет,
не так обидны стали пораженья
и меркнет ореол былых побед.
Раздались жиденькие аплодисменты с разных концов веранды, где располагались отдыхающие парочки. Геймеры непонимающе переглянулись, но молчали. Поэты напряжённо перешёптывались, словно выбирали из своих рядов самого смелого. Наконец, кто-то из компании отозвался:
— Глагольная рифма во втором катрене совсем не айс.
— Знаю, — буркнул Черов и, сев обратно за стол, разлил остатки виски по стаканам.
— Не понял! — удивлённо воскликнул Мельников, отчего его глаза расширились до уровня анимешных героев, — Ты собираешься это проглотить?
— Они правы, — вздохнул Денис, — Глагольная рифма не возбраняется, но не приветствуется сторонниками классической поэзии.
— Ты сейчас серьёзно? — продолжал негодовать Мельников, — Не размажешь этих наглецов по ламинату, а стерпишь как последний чухан?
— Родя, пойми, этим, — Денис указал в сторону поэтов, — Кулаками ничего не докажешь. Наоборот. Выставишь себя провинциальным сермяжником и утвердишь их веру, что настоящие поэты чикинятся только на Маяке да в «Подвале бродячей собаки». Они реагируют на бренд, а мы для них, по определению, мусор…
— Это ты хорошо загнул, — неожиданно захохотал Мельников, тем самым снимая напряжение момента, — Тебе привычно. Ты у нас мент, значит, «мусор». И среди рифмоплётов на своём месте. Ладно, дело твоё, а девочке я бы вдул! Гарсон, пива! Залакируем твоё фиаско и пойдём спать!
Золотарев, то ли осуждающе, то ли выражая презрение, махнул рукой и скривился в язвительной ухмылке.
— Тимоха! — переключился на него Родион, — Чё лыбишься как Луна на стеснительного нудиста? В твоё время было по другому?
Золотарёв отхлебнул пива и ухватил горсть арахиса из вазочки.
— Всё было не так, — наконец отозвался он, — Дело не в гаджетах, не в антураже, а в людях. Смотрю на вас и вижу детей. У вас склад ума и набор ценностей как у меня в начальной школе. Без обид!
— Да, ясен хрен! Тебе стопятьсот лет завтра стукнет, а на таких, в силу почтенного возраста, грешно обижаться.
— Один умный чел говаривал, что любое осуждение проистекает из зависти, — отвлёкся от своих лирических дум Черов, — Ты сам себя накажешь, когда зависть выжжет тебя изнутри. Заканчивай с самокопанием! Да, мы другие, а тебе не повезло, что подонки выбрали для эксперимента именно тебя. Так бывает.
— Я о другом, — вскинулся Тимофей, но оглядев товарищей, сник, — Вы пьяны и не поймёте. Давай в другой раз обсудим это.
— Нет уж! — упёрся Мельников, — Говори сейчас! У нас по плану час душеспасительных бесед! Чем мы тебе не нравимся?!
Золотарёв отхлебнул пива и, сделав вид, будто подчиняется давлению, начал:
— Не правильно формулируешь, Родион. Речь идёт не о какой-то там симпатии, а о фундаментальном непонимании. У меня складывается впечатление, что человечество постепенно превращается в сообщество малолетних дебилов. Это термин из моего времени и означает он не
