Поединок с судьбой - Денис Григорьев
Я фыркнул.
— А что насчёт Джесики?
Отец как-то странно улыбнулся, и вздохнул, вроде как, и с сожалением, а вроде как и нет.
— Заневестилась наша Джесика. Скоро будем на свадьбе гулять, если всё сложится. Думаю, ей сейчас не до тебя будет. Но по дворцовой площади всё равно пригласи прогуляться. Вдруг там ей что из модных женских безделушек глянется.
Я кивнул. Ого как, казалось, всего год назад ничего похожего не наблюдалось. Но то, может, и казалось. Не сильно-то сестричка «младшенького» вниманием баловала. Между тем, мы уже подошли к своей калитке. Громкий щелчок отпираемой щеколды, короткая тропинка через палисадник. Дверь отпирается, я вхожу внутрь и тут же оказываюсь в могучих объятиях Конталя, самого старшего. Дедушка Натан, как же я был рад его видеть. Сухой, высокий старик, еще крепкий для своих годов, бурно выражал свою радость от лицезрения самого младшего, и, без сомнения, самого непутевого, (ну кто же еще в столице, вдали от родового гнезда может вырасти) внука.
— Ну как ты тут без нас? Много шкодил?
Я улыбался, я был счастлив. И никакого университета, никаких переживаний. Простое, незамутненное детское счастье. Как же я благодарен тебе, деда, за этот последний, яркий момент той самой родительской любви и заботы, ощущая которую, ребенок тянется к добру, к свету, стараясь сам создать нечто похожее хоть для кого-нибудь.
Смотря издали в тот день, я вижу, как «выковывалось» мое непростое решение. Мою волю, будто заготовку для клинка, то раскаляли докрасна пониманием неизбежного, то опускали в прохладную воду, давая «остыть», прийти в себя. Но, главная «шлифовка и заточка» ждала меня впереди. А, если точнее, наверху, на втором этаже, в моей комнате.
— Ну чтож, сорванец, очень рад тебя видеть, иди с остальными поздоровайся, пока они твою комнату не разнесли.
Я, еще раз крепко обняв деда, кивнул и пошел наверх, здороваться.
Взбежав по толстым дубовым ступенькам, я влетел в свою комнату. Однако, компания моих старших родственников выглядела, как застигнутые врасплох воришки, делящие награбленное. Лица напряженные, серьезные. У старшего, Брайна, занявшего мой стул, руки под подолом летней рубахи — прячет что-то, не иначе. Трой — смотрит на меня исподлобья, большие пальцы за пояс засунув. Всего на два года старше, а строит из себя не пойми что. Будто не он ко мне в гости приехал, а я к нему в спальню без спросу забрался. Джесика, когда я в дверь вломился, подскочила с моей кровати, где до этого сидела, вскинула руки к груди, будто испугалась чего то. Привык я свои двери рывком открывать. Вот и застал, ну, почти застал, свою «летнюю семейку», как любила шутить бабушка, за чем-то, явно для чужих глаз не предназначенным. Первой в себя пришла Джесика.
— Стучаться надо.
Я аж опешил. Да… Давненько мы не виделись.
— Правда, что ли? Сестричка, а ты часто, в свою комнату заходя, стучишься?
Джеси решила гнуть своё, да еще и заводиться начала, а зря.
— А если б я тут…
Я не дал сестрице закончить банальность про переодевание, к тому же, повышать на меня голос в моей комнате — точно не стоило.
— Если бы ты тут переодевалась в компании Брайна и Троя, я бы тебя не понял. Комната матери, для этой цели, годится куда больше, чем моя спальня.
Сестра уже набрала воздуха для ответа, но, не найдя походящих слов, и поймав хмурый взгляд Брайна, шумно выдохнула, и вновь села на мою кровать уже поглубже, облокотившись спиной о ковер, висевший на стене.
— А ты подрос, Этьен.
Восемнадцатилетний Брайн, статный, плечистый, черноволосый красавец, был копией деда в молодости, со слов бабушки. Не зная его возраста, вполне можно было предположить, что ему за двадцать. И голос был вполне под стать фигуре. Глубокий, спокойный. Только, вот, на меня это уже не производило былого впечатления.
— Есть немного, вы тоже хорошо выглядите.
От моего плоского комплимента Брайн хмыкнул, Джесика нервно хихикнула, а Трой, единственный из троих все еще выглядящий как подросток, покосился на меня еще более подозрительно. Не иначе решил, что я над ним издеваюсь.
— Как дела в Фиелле, чего бабушку с собой не взяли?
И тут Трой решил отличится, или, что скорее всего, в свои четырнадцать просто высказал то, что остальные в глаза бы говорить не стали. Я ведь, и вправду, не сильно интересовался нашим семейным хозяйством, изредка приезжая к родне на каникулы.
— "Как дела" тебя интересует? А я тебе расскажу, как дела. По зиме пришла лихорадка. И пока Брайн с Тофиком сквозь заваленные снегом перевалы пробирались в Богемку за медикусом, мы все вместе, и наши и Фетовские, у кого амулеты «чумые» были, за Лайкой присматривали. Помнишь Лайку?
Еще бы не помнить, веселая конопатая девчушка, на год младше меня. Дочка Ринара, разбитного рыбака, отличавшегося от большинства местных «пахарей моря» своим бурным военно-морским прошлым, и соответственным характером. Уж не знаю, как в наше селение занесло этого громогласного, незлобивого и охочего до выпивки и праздников дядьку. Но в Фиелле его уважали, и, порой, дедушка лично просить его «приглядеть за парнями на ярмарке, и подсобить, если чего». А ещё, у него была тихая, спокойная жена и дочь-хохотушка. Я кивнул брату, помню, мол.
— Так вот, Лайка сильной оказалась. Дядя Ринар и тетя Лейла, они за трое суток «сгорели». А вот Лайка — неделю держалась. Все снадобья, что нашли, всё вино, примочки там всякие, все что было и у нас, и у Фетов выгребли. Два дня не хватило, понимаешь, всего два дня. Короче, интересно там у нас. Джесика вот за Тофика Фету замуж собралась.
— За Тофика…
Вот это новость. Тофик, конечно, не урод, но и в качестве героя или галантного кавалера он виделся с трудом. Полноватый, нерешительный, только и того, что дворянского происхождения. Наш сосед, как, соответственно, и его сын, был самый обыкновенный «сельский лорд». У того самого Тофика, после смерти родителя, дай ему Всеблагой здоровья, окажется в распоряжении Кальха. Селуха еще меньше нашей. С дворянской усадьбой и все такое. Но вот чтобы у Джесики, сестрицы моей, барышни весьма себе на уме, не было далеко идущих планов женитьбы… Или же, те самые чувства? Или что-то еще, о чем я
