Вадбольский 3 (СИ) - Никитин Юрий Александрович
Я уже взялся за ручку двери, как за спиной послышался уверенный мужской голос:
— Вадбольский!.. Что-то ты совсем пропал из Академии…
Я обернулся, ко мне подходит с приятной улыбкой на лице Горчаков, подтянутый, как всегда, в идеально сидящем мундире, четкий и слаженный, даже глаза как бы улыбаются, но именно как бы.
— Привет, — ответил я, мы обменялись рукопожатием, далеко не со всеми Горчаков нисходит до такого приветствия. — Ты-то чего здесь?.. С твоим происхождением вообще можно не посещать Академию!
Он усмехнулся, но взгляд оставался острым.
— Вадбольский…Ты прав, я из знатного княжеского рода. Мои предки всегда были вхожи к императору и пользовались почетом. Но кто ты, Вадбольский?
Я опешил, переспросил глупо:
— Кто я? Ты же знаешь, баронет Вадбольский!
Он покачал головой.
— Многое не сходится, Вадбольский.
— Почему? — спросил я и ощутил холодок тревоги. — Я говорю правду!
Он легко усмехнулся, продолжая сохранять приветливое выражение лица, вот только взгляд стал пронизывающим.
— Не сомневаюсь, — сказал он, — что ты баронет. Но наверняка есть и другие титулы? Вот, к примеру, титул Александра Васильевича Суворова — барон Тюринский, граф Рымникский, светлейший князь Италийский, граф Священной Римской империи, гранд Сардинского королевства и принц королевской крови!.. Представь себе, он при знакомстве может называть себя просто бароном! Если вдруг зачем-то…
Я развел руками.
— А я просто баронет. С чего ты взял, что у меня есть что-то ещё?
Он смотрел с недоброй усмешечкой, начал загибать пальцы.
— Ты ни к кому не идешь в подчинение, хотя это защита и сытная жизнь. Ты брезгаешь примыкать к любым группировкам, а так может вести себя только особа из более высокого круга. Тебе наплевать на то, какая на тебе одежда, а так поступают лишь те, чей статус очень высок. В столовой с одинаковым выражением ешь простую гречневую кашу и заморского кальмара, которого за огромные деньги и по случаю именин императора доставили в нашу столовую. Я заметил, только ты один не восторгался, а это говорит, что для тебя это не новинка. И я смотрел, как ловко орудовал над ним ножом и вилкой, точно зная, где у кальмара отрезать, как подцепить на зубья…
Он умолк и смотрел на меня с выражением «Ага, попался!», но я не чувствовал от него угрозы.
— Горчаков, — протянул я, — не играй в следователя. Я просто баронет! Баронет Вадбольский.
Он кивнул, не сводя с меня взгляда.
— Вадбольский, ты не первый, кто скрывает свой главный титул. Иоланта почти год была только графиней, и только недавно выяснилось, что ещё и принцесса. Глориана, представь себе, на первом курсе была простой дворянкой, хоть и столбовой, даже не баронессой!.. Раскрыли по случаю.
— Хочешь сказать, — произнес я, — могут быть ещё… скрытые?
Он кивнул, лицо стало очень серьёзным.
— В том числе, — сказал он тихо, — из стран, с которыми воюем. Или в плохих отношениях. А это чревато. Учитывай!
Прозвенел звонок начала перемены между занятиями, я чуть было не дернулся бежать на лекцию, но вспомнил, что освобожден, Горчаков улыбнулся, словно прочел мои мысли.
— А вот не надо, — сказал он со вздохом. — Хотя тоже все знают, как и ты, что там скажут. Домашнее воспитание всегда выше.
Он кивнул и ушел, для него занятия, как понимаю, почти работа, его всобачили в Академию не ради учебы, должен социализироваться, общаться, заводить друзей, завоевывать влияние и учиться управлять людьми.
Я потянул на себя ручку тяжёлой двери преподавательского корпуса. Зачем Горчаков мне сказал такое? Что плохо скрываюсь, и что лично он не видит во мне закордонного шпиона?
А ещё и для того, чтоб я теперь и сам был настороже и присматривался к курсантам. А кого подозревать? Кто старается подружиться с детьми высокопоставленных родителей, чтобы заполучить какие-то рычаги влияния, или тех, кто, как серые мыши, стараются оставаться незамеченными?
Разве что Толбухин и Равенсвуд. Особенно Равенсвуд.
Этот корпус только внешне похож на остальные, но строили для преподавательского состава, внутри и коридоры шире, и собственная столовая, и ещё какие-то помещения, но я торопливо шагал к двери, номер которой сообщил всезнающий Толбухин.
Постучал в дверь, изнутри послышался недовольный голос. Я приоткрыл и торопливо скользнул вовнутрь кабинета, разом охватывая взглядом готическую обстановку с отделанными тёмным деревом стенами, готическую мебель, начиная от массивных угрюмых шкафов с книгами и закачивая массивным столом и стульями с прямыми спинками.
Монтеверди за столом, в руке фужер с чем-то бордового цвета, смотрит на меня с неудовольствием.
Я вытащил из кармана крохотную склянку и торопливо поставил перед ним на стол.
— Это такое же, Радамес Иванович!.. Сам сделал!
Он уже раскрыл было рот, чтобы велеть убираться, но хмыкнул, отставил фужер и взял в руки мою склянку. Я с замиранием дыхания наблюдал, как он повертел её в ладони, принюхался к пробке, с усилием вытащил.
Громко плямкнуло, что значит, пробка плотно притерта. По комнате распространился мощный запах, но у препода магии нюх слабее, чем у меня, сунул склянку под нос, мощно вздохнул.
Когда перевёл взгляд на меня, глаза смотрят уже ясно и строго.
— Сам?
— Сам, — подтвердил я и, чуть помявшись, добавил, — как дедушка учил…
— Запах знаком, — пробормотал он, — но очень уж… Вы позволите?
Он вынул из нижнего ящика пустой бокал, плеснул из бутылочки на самое донышко, поднес ко рту, осторожно лизнул самым кончиком языка.
Я ждал, а он покачал головой, взглянул на меня с уважением.
— Это же намного сильнее, чем стандартный восстановитель!
— Я старался, — сказал я скромно. — Радамес Иванович, у меня к вам просьба.
Он насторожился, буркнул:
— Какая?
— Доступ в отдел библиотеки, — пояснил я, — что для преподавателей. Увы, меня туда не пускают, как я ни танцевал перед библиотекарями.
Он хмыкнул.
— Даже перед Автандилом Михайловичем?
— Даже, — ответил я скорбно. — Ни на кого моё обаяние не действует. Думаю, у них какая-то защита. А так я всё прочел, всё усвоил. Мне бы дальше, выше и глыбже…
Он снова понюхал, допил из фужера последние капли, а мой флакон тщательно заткнул и придвинул по столу в мою сторону.
Я выставил перед собой ладони.
— Нет-нет, Радамес Иванович, я так счастлив, что вы оценили мой труд!.. Это вам, себе я легко сделаю ещё. И вам, только скажите.
Он нахмурился.
— Легко?
Я сказал с сильнейшей неловкостью, пусть так это видит:
— Ну, чуточку бахвальства, так хочется… но всё же сумею.
Он смотрел на меня исподлобья.
— А что именно хотите отыскать в закрытом от учеников отделе? Там нет учебников.
— Мне нужны записи, — сказал я, — что так и не вошли в трактаты, тем более, в учебники. Отвергнутые, глупые, причудливые. Даже в учебниках, как чует моя трепетная душа, недостает фундаментального понимания, что такое магия и как должна работать.
Он усмехнулся.
— Должна… ключевое слово. Пока что, юноша, мы знаем, как она работает. В ряде случаев. И не знаем, почему не работает в других. Пока что науки о магии нет, все правила созданы на получении одинаковых результатов при одинаковых заклинаниях. Но мы пока не знаем, почему получается именно так. Магия пока что не наука.
Я сказал умоляюще:
— Для того и хочу посмотреть на сумасшедшие гипотезы!
Он неожиданно усмехнулся, перевёл взгляд на склянку с моим зельем.
— Вы настойчивый юноша. Возможно, именно такие вот упертые что-то поймут в таком сложном и запутанном предмете.
Он быстро написал на бумажке несколько слов и протянул мне.
— Отдадите заведующему библиотекой!
Во дворе пусто, перемена уже закончилась, никто меня не остановил, никому в зубы не дал, торопливо добежал до библиотеки и поспешно нырнул за дверь, откуда всеми фибрами чувствую тишину, спокойствие и умиротворение вечности.
