Октоберленд - Альфред Анджело Аттанасио
5
В ЛЕСУ ЗЛОГО ВОЛШЕБСТВА
К концу дня Бульдог и Мэри Феликс миновали горные луга, ковры лиловых горечавок, голубое величие утра и остановились в алом свете на опушке девственного леса. В мрачную гущу деревьев не вела ни одна тропинка, но из глубины слышалось пение, и его гулкие отзвуки почти заглушались ветром. Песня то накатывала, то откатывала, точно прибои.
— Ты слышишь? — спросил Бульдог.
Мэри вглядывалась в холодные просторы между ранними звездами. Впервые за многие годы она не испытывала артритных болей и ощущала себя воздушной, как это небо. В фиолетовых глубинах пустоты вращались галактики. Возрожденная молодость Мэри впивала их жизненную силу, туманное сияние миллиардов солнц, окутанных на горизонте молочными клубами.
— Что?
Бульдог навострил уши и где-то в дупле, высоко в ветвях, услышал лишь гудение пчел. Едва улавливалась вонь от медвежьего помета, оставленного несколько часов назад.
— Идем. — Он повернулся спиной к агатовому вечеру и двинулся сквозь подлесок с мягкими колючками.
Меж занавесами свисающего плюща и поросшим грибами поваленным деревом он сплел холодный огонь. Гукнула сова. Бульдог сел верхом на бревно, а Мэри, скрестив ноги, пристроилась на лиственной подстилке. Ее молодое лицо сияло ожиданием, спутавшиеся пышные каштановые волосы блестели в уходящем свете.
— Никто нас здесь сегодня не найдет, — сказал он, оглядываясь на лесные ярусы, придавленные темнотой. — Нам выпала возможность понять, что с нами случилось.
— Ты обладаешь волшебной силой, Бульдог. — Она протянула молодые руки, повертела их в шафрановом свете. — Посмотри, как ты меня переменил. Я была семидесятидевятилетней старухой. Сейчас мне снова девятнадцать!
— Но я не знаю, как я это сделал. — В оранжевых глазах на бестиальном лице блестел беспокойный разум. — У меня такое чувство, что эта сила меня использует.
Головокружительный страх завертелся в душе Мэри. Она глядела на сгорбленную фигуру, оседлавшую бревно, будто перед ней был заколдованный царь из волшебной сказки, и она осторожно спросила:
— Тогда зачем мы здесь? Ночь и глушь — и я снова молода! А ты — ты похож на царственного зверя. Как средневековая легенда, будто я в лесу злого волшебства!
— Ты тоже это чувствуешь?
— Что чувствую? — спросила она нервно, и страх пробрал ее до костей, как холодный сироп.
— Зло. — Мохнатые уши настороженно приподнялись и надвигались сами по себе, вбирая лесные звуки. — Как ты и сказала — зло.
— Может быть, пойдем? — неуверенно предложила она. — Пойдем к моим друзьям, моим коллегам. Я не знаю, чего ты хочешь, но ты так много можешь нам дать! А какую надежду можем мы обрести здесь? Я ученый, я отведу тебя к лучшим умам нашего мира. Они тебе помогут.
Бульдог непреклонно покачал головой:
— Другие — эти саскватчи — знали, что надо держаться подальше от вашего рода. Я им верю. Я не принадлежу к вашему миру. Ты иди. Не думай об этом, просто возьми силу, которую я тебе дал, и уходи. Оставь меня здесь.
— Сначала я хочу узнать больше — о тебе. — Она поднялась на колени и потянулась к холодному огню, который он создал и оставил рядом с собой подобно большому полевому цветку, светящемуся полипу, дышащему в ночном воздухе. — Должен быть способ применить эту магию к тебе и помочь вспомнить, кто ты, откуда ты пришел.
Бульдог снова это услышал — прилив поющих голосов, гудящих вдали.
— Что это?
Она прислушалась и услышала ветер, шелестящий в осоке, бродящий среди кустов.
— Я ничего не слышу.
Холодный огонь щекотал ей запястья, удивление охватывало ее, и Мэри обнаружила, что может придавать форму этой синей плазме. Она сделала из нее себе перчатки и протянула руки к своему волшебному спутнику:
— Смотри!
Он показал клыки в полуулыбке и дал ей еще силы. Огонь, покрывший ее руки, засиял морозной зеленью, почти белизной. Она подошла к нему, и он не возразил, когда Мэри положила лучистые руки ему на лоб. Они были прохладны, и свежесть зазвенела в мозгу у Бульдога.
У Мэри открылось видение, яркое, как сон, и она увидела, что стоит на коричневом парапете узкой высокой улицы, вымощенной камнем и кирпичом. Высокие изящные дома черно-синего камня с круглыми окнами тянулись в обе стороны крутой дороги — странные здания, вцепившиеся в утес, где была вырезана эта дорога. Между домами мелькали дымы фабрик, уходящих в переулки, дымы яркие, как подсвеченный луной туман. А сверху, в узкой прорези неба, горели шары планет среди ярких кометных вуалей.
— Заксар… — тихо выдохнула она.
Бульдог вскочил на ноги:
— Заксар — город моих снов, город на обрыве! — Он остро глянул в юное, погруженное в мечту лицо. — Что еще ты видишь?
Мэри сняла руки со лба Бульдога и приложила к своему лицу. Видение стало резче. Она пошатнулась от натиска наплывших воспоминаний, имен, образов — весь мир Ирта единым потоком мысли ворвался в ее сознание. Как будто Бог подумал о Бульдоге и Заксаре, и божественное внимание объединилось с ее крошечным сознанием — пылинкой, влетевшей в огромный мир.
Миры! Немора с ее ледяными пещерами, вулканический Хелгейт, Край Мира, столь близкий к чармовому сиянию Извечной Звезды…
Мэри свалилась на землю, оглушенная чуждым знанием, переполненная воспоминаниями целой жизни — как набитый ящик комода, который уже не задвинуть.
Бульдог склонился над ней, дрожа в тревоге. Он дал ей силу, и Мэри задрожала, но не поднялась. Сила повела ее глубже в видение миров по ту сторону Бездны. Странная, но знакомая судьба подхватила ее и перенесла куда-то в середину ее существа, где соприкасались все реальности. Чем больше силы давал ей Бульдог, тем крепче привязывалась она к этому единому центру, единству, лежащему в основе и Светлых Миров, и Темного Берега.
И там она ощутила собственную маленькую жизнь как ничтожную паутинку, почти полную пустоту, чуть поблескивающую впечатлениями, полученными от жизни на Земле. А в самом центре, в ядре, где уже не было ее самой, она нашла их — гоблинов. На нее смотрели Милые — маленькие, как куклы, с большими, круглыми, безволосыми головами, с унылыми глазами испещренного трещинами хрусталя. Она ощущала их телепатическую заманчивость, их зов. Они жаждали наговорных камней. Истощив Чарм, который был у них в шкатулке, они нуждались в нем, чтобы продолжить овладение троллями и ограми. И глазки их горели, как наговорные камни, гипнотизируя ее своей нуждой…
Бульдог встряхнул Мэри, но она осталась неподвижной. Он тронул ее горло, ища пульс, хотя и так знал, что пульс есть. Он
