Александр Никоноров - Раздать сценарий

— Погодите-ка, — рот Макса расплылся в улыбке, — а что… А что, если это вообще не они?

— Как? — не понял глава алемина.

— Так это, бел Бурдор, бел Фаронай. Кажется, вчера приехал фургон, я правильно понимаю? — глаза его блестят, сам азарт, сам адреналин искрится в них. А не болен ли ты так же как и я, пришелец?

Те кивнули.

— Так, может, это ваша столовщица решила подзаработать? — ему не удалось скрыть в интонации торжественных нот.

Пиалона зарыдала.

— Что же это вы несете, бесстыжие морды! Хилку… Хилку-то и в таком обвинить! Чего она вам, работорговка какая? У-у-у-уху-ху-ху-у-у-у… — из обширного декольте она достала платок, которым, при желании, я мог бы укруться — не платок, а простыня. Супруга мэра шумно высморкалась, после чего утерла глаза. Последовательность меня немного смутила… — Ливон, Ливончик, о чем они?! Что они себе позволяют?! Ну Ливонушка.

Мэр сглотнул. Его рот дрожит, слова даются с трудом:

— Мо-мотивы, белы? Бел Флайс и бела Рол… Они… Их связывают… Связывали тесные отношения.

— Денежного характера, — уточнил Макс.

— Это не вам судить, — осадил его мэр, чем удивил меня. — Исчезни кто другой, и я, возможно, разделил бы вашу точку зрения. Но не в этот раз. Не с белом Флайсом, отнюдь. И так же, как и в случае с братьями, и с Йесдумом… Доказательства, белы?

— Ход конем, однако, — пробубнил Библиотекарь.

Я напрягся.

— Вот так, да? И ваши с белом Бурдором слова не есть первый шаг к поиску доказательств?

— А давайте мы вам расскажем, господин мэр, — влез Библиотекарь. — Вчера мы стали свидетелями их ссоры… Бела Пиалона, пожалуйста, можно потише? Вы так проникновенно плачете, что я сейчас сам пущу слезу, — Пиалона была столь возмущена, что перестала всхлипывать и дергаться. — Трэго, ты лучше слышал, расскажи.

— Мне удалось услышать их разговор, да, но не с самого начала. В принципе, это и роли никакой не играет. Скажу лишь, что констебль в пылу ссоры угрожал рассказать о подпольной деятельности Хилы.

— Превеликий ты мой! Горе, горе-горе какое! — Пиалона принялась по новой лить слезы. После вытащила из рукава помник и принялась обцеловывать его.

— Нет, это абсурд, — отрезал мэр.

— Эй, Ливон, — проворчал Бурдор. — Не маг это. Соколики мои всю ночь караулили его дом. Никто не входил, никто не выходил. Я взял на себя ответственность проконтролировать его передвижения эти пару дней, памятуя, что к Хилке гости должны быть. Мало ли кто прикрывался ее обстоятельствами и действовал именно тогда… А теперь и не знаю… — он почесал длинные кудри. — И братья… Не ходили они после того, как разошлись у родника. Не видел их никто. Я тут выяснил, пока буча нарастала. Сразу-то не услыхал, что стэр Босмо засвидетельствовал, что Коу ушли — так неразборчиво говорил…

А не лукавишь ли ты, Котри Бурдор? Уж не решил ли под шумок свалить все на братьев и прибить их? О, Боги! Становлюсь как Макс!

— Абсурд, абсурд, — тяжело дышал пунцовый мэр. Замерев, он что-то простонал и поднялся. — Тогда нам ничего больше не остается, кроме как пойти к Хиле и поймать ее с поличным. Перевернуть фургон и распроститься с…

Сквозняк. Не знаю, как мы не услышали торопливых шагов и плача, но Хила дала себя обнаружить только когда влетела в кабинет. Непрекращающиеся истерические судороги корежили ее. Создалось впечатление, что это неверная иллюзия, а не живой человек. Она захлебывалась в слезах, соплях, слюнях. Пав на колени, женщина заревела до того пронзительно, что в углу кабинета задрожала паутина, а Пиалона, начавшая было новую песнь скорби, замолкла как по волшебству. Наверное, не выдержав конкуренции.

Бела Фаронай бросилась к Хиле, бухнулась на колени и принялась успокаивать; Бурдор смотрел сверху вниз. В его глазах читается что-то смутное — так могут смотреть на человека, с которым не желают общаться.

— Как! Ну как, скажите мне?! Зинилор… Зинилорчик…

Я выжидающе смотрю на бела Фароная. По-хорошему, ему бы взять слово и начать говорить, однако я вижу, что он не в состоянии. Бел Бурдор невообразимо зол, священник так вообще, кажется, сейчас умрет со страху. Решение говорить самому напросилось в качестве единственного варианта. Главное сохранить спокойствие и хладнокровие. Я иду на блеф, так как ни одной из трех версий — а у Макса с его абсурдной манией заговора их может быть в десятки раз больше — я не придерживаюсь. Не могу сделать выбор.

— Мы все знаем, Хила.

Она подняла на меня заплаканные глаза, причем посмотрела так, как могут смотреть на завалившегося под утро мужа, днем ранее клятвенно заверяющего, что больше никакого спиртного.

— Что ты можешь знать?

— Все. И про вашу вчерашнюю ссору.

— Боюсь, нам придется вас… Так сказать, изолировать до выяснения обстоятельств, — неловко сказал мэр.

Женщины завыли в один голос. От этого хора захотелось убежать куда подальше.

— Сладить решили с бабой одинокой, да? Ну нет у меня теперь поддержки, последний был, был… Был… — подбородок затрясся, застучали зубы. — И нет… Делайте, что хотите, это ж вам не братья! Кто запретит?

— Лучше тебе по-хорошему сознаться, Хилка, — предложил Бурдор, отводя взгляд.

— Да я хоть в чем признаюсь! Во всем признаюсь, только верните мне моего любимого!

— Хила, заканчивайте этот цирк. Все кончено. — После каждой фразы мэр промокал лоб. — И ваша деятельность тоже, — коротко отрубил мэр.

— Пусть так! Да, да, да! Было дело, грешила! Продавала, отдавала! Чаша полна навечно [80]! Но не его же, нет! Никогда! Что ж я, дура что ли?! О, Всеединый, помоги мне пережить! — она била ладонями о пол, раскачиваясь в молитвенном движении, а ее пальцы крепко сжали азалон.

Котри Бурдор вышел и отдал кому-то приказание. В кабинет вошли два молодца, и стало совсем тесно.

— Давайте, ребят, уведите ее к себе и держите под присмотром. Олье, скажи остальным, чтобы были наготове.

— Есть.

Парни подступили к размазанной на полу Хиле и кое-как подхватили ее за подмышки. Пиалона усилила свой слезливый напор. Столовщица же, однако, не сопротивляется, но и не передвигает ногами. Я бы сказал, что она в обмороке, да глаза открыты.

Всей нашей дружной компанией мы отправились на ферму, где испуганный владелец фургона предоставил нам возможность в полной мере обшарить обоз в поисках подозрительных предметов или тел. Ничего такого обнаружено не было, если не считать крупный мешок монет.

— Откуда? — грозно вопрошал Бурдор.

— Бела Хила щедра, любезный бел, — проворковал хитрый фургонщик.

Однако же глава алемина схватили и его, усадив под стражу к столовщице.