Татьяна Шуран - Матка

— Черона, дорогая, — начала она и виновато опустила крупные матовые веки. — Мы и не ожидали, что ты уже стала такой… самостоятельной, взрослой… — мать робко улыбнулась, продолжая ломать пальцы. — Я понимаю, — смущенно замахала она руками, — теперь мы не имеем права вмешиваться в твою жизнь, мы были ужасными родителями, и глупо пытаться… но… все же… мы ведь не совсем чужие тебе, правда? — Матка подняла на Белю умоляющий взгляд и снова улыбнулась. — Теперь, когда ты такая большая и все понимаешь… Прости нас, Черона? — не дожидаясь ответа, Матка торопливо добавила: — Мы понимаем, как были неправы, как несправедливы по отношению к тебе! Мы недооценили тебя. А когда ты ушла, мы… даже скучали… Мы не думали, что все так получится, и… что ты все так воспримешь… Но мы же любим тебя. Ты можешь вернуться к нам, Черона. Теперь все будет по-другому.

Но Беля не почувствовала ничего. Внезапно ей стало скучно. Не слыша ответа, Матка неуверенно обвела взглядом зал, и Беля поняла, что во время своей речи мать смотрела прямо перед собой, просто догадываясь, что Беля стоит напротив, но не видя ее на самом деле.

— Прости нас, Черона, пожалуйста, — повторила Матка и вытянула руку перед собой, как слепая — не в состоянии найти Белю телепатическим способом, она попыталась нащупать ее энергетически.

— Черона, — еще раз позвала она. — Черона…

Беля улыбнулась про себя и закрыла глаза.

В тот же момент она оказалась в подземной черной воде, с силой оттолкнулась ногами от каменистого дна и, вынырнув над поверхностью озера, без промедления выхватила арбалет, рванула затвор и принялась посылать один за другим ослепительные, как кометы, взрывы в громоздившуюся напротив уродливую тушу. Беля стреляла, пока от усталости не опустились руки, ничего не видя перед собой, кроме громовых вспышек белого света; только когда продолжать стало невозможно, она перевела дыхание, откинула волосы с лица — но сначала услышала холодный, неземной, предсмертный вздох Матки, и исполинская тварь, словно надломившись, в потеках вязкой белой жидкости, сочившейся из ран, и облаке каменной пыли с отдаленным, глухим гулом развалилась на куски.

Тогда Беля, превозмогая усталость, приблизилась к туше. На отмели среди останков Второй формы лежало, едва шевелясь в черной воде, алебастровое тело матери. Как и на Заповедной Высоте, Матка выглядела в точности как человек, женственно и даже трогательно, только из распоротого живота и изо рта липкими потоками лилась белая насекомая кровь. Ее лицо не выражало ничего, кроме изнеможения, боли и смертной тоски.

Сначала Беля отрезала то, что оказалось к ней ближе, — руку. Вызвав из пустоты световую вспышку, она отрубила конечность у самого плеча. Матка не кричала, не плакала, только дышала тяжело и прерывисто — видимо, она отупела от боли, причиненной предыдущими ранами. Беля обошла ее и отрубила точеную ногу по колено, потом другую — пришлось рубить несколько раз, потому что Беля, неточно прицелившись, ударила намного выше сочленения суставов — по бедру. Матка начала погружаться под воду, и Беля, перешагнув через нее ногой, зажала ее тело между коленями; тщательно примерившись, она отрубила у плеча оставшуюся руку и устало выбросила в воду. Потом, ухватив рассыпанные по воде белокурые пышные волосы, она одним выверенным движением отрезала голову. Несколько мгновений после этого Беля еще чувствовала угасающее осознание матери, и внезапно в ее мыслях промелькнуло постороннее воспоминание, ничего ей не сказавшее: очень крупно и очень детально — музыкальный центр с синим глазом электронного дисплея и бесшумно вращающимся под прозрачной крышкой диском. Потом сознание матери исчезло, ушло в небытие; подержав голову в руке, как бесполезную вещь, Беля бросила ее в воду — в последний раз в черной глубине мелькнули широко раскрытые, ничего не выражающие сапфировые глаза.

Постояв немного в воде, Беля побрела к берегу. Выбравшись на край озера, она вдруг почувствовала, как бесконечно устала. Ей захотелось увидеть простор, свет; и, хотя вокруг было только подземелье, Беля непроизвольно подняла руку вверх, словно оттуда могло прийти утешение; и, закрыв глаза, она всем телом почувствовала присутствие солнца и неба.

Из книги Станислава Ладшева "Беля. Как мы учились сражаться со временем и побеждать себя":

(Стас Ладшев)

После столкновения со звездой-двойником в пространстве замелькали миражи четвертого измерения, оставляя повсюду рои габбро, распадавшихся в воздухе на куски. Потом земля, казалось, вздрогнула, и оглушительная молния блеснула от горизонта до горизонта. На несколько мгновений все небо стало ослепительно-белым, и невозможно было различить ни звезд, ни солнца. А потом сияние угасло. Уже спустя долгое время мы наконец заметили, что земля начала вращаться в другую сторону.

Распад габбро оказался не единственной переменой. Свертывание блуждающего измерения освободило всех пленников, находившихся в нефизическом мире. Повсюду начали появляться люди в экзотической одежде и с причудливыми каменными инструментами, похожие на выходцев из неизвестной варварской эпохи или фантастического сна. Некоторые чем-то напоминали древних жрецов или знать, другие — рабов, и все, казалось, находились под действием наркотика и производили впечатление совершенно невменяемых. Позже некоторые из старателей даже нашли среди пришельцев своих родственников. Сами возникшие из ничего люди не узнавали родной мир и с трудом вспоминали самые обычные вещи. Впоследствии выяснилось, что в моральном плане они деградировали ниже уровня каменного века, попав в своего рода зависимость от кровавых жертвоприношений, и нам потребовался весь наш опыт работы с непосвященными и калеками, зараженными паразитарным камнем, чтобы хотя бы частично восстановить рассудок бывших обитателей четвертого измерения.

В первые мгновения поднялась такая суматоха, что я ничего не помню. Все орали, делились впечатлениями, пытались объяснить друг другу то, чего сами не понимали. С исчезновением паразитарного камня, казалось, изменился даже физический вес жизни, ощущение полета, головокружения, новой надежды опьяняло, как весна. Начиналась другая эпоха в истории человечества.

Перемены в материи мира во многом остались для нас непостижимыми. Были они закономерным этапом в жизни планеты, следствием воздействия звезды-двойника или результатом уничтожения неизвестной нам, но, вероятно, действительно существовавшей Матки? Все мы тогда как-то незаметно забыли о Беле, хотя, если мы чувствовали себя восставшими из мертвых, трудно представить, что испытывала она. И все же, думаю, получилось к лучшему, что никто не суетился вокруг нее в тот момент, никто не терзал состраданием. Думаю, нам никогда не понять, что она пережила как во время этого сражения, так и за всю свою жизнь. Есть на свете существа, которые дарят людям понимание мира и человеческой души, но сами так и остаются незнакомцами, дарят сострадание и спасение, но остаются одинокими в своем превосходстве над земной природой — таков удел самых совершенных.