Марина Дяченко - Пентакль

«Пентакль» – мир-город с фундаментом в подземелье и крышей в небесах. Я брожу его улицами и закоулками, смотрю, дивлюсь… Кварталы-сюжеты, нити судеб, многоцветная радуга над Тьмой… Все переиначено временем. Все стало сложнее.

Город – не просто здания и подъездные пути. Есть невидимые коммуникации, энергосеть и водоснабжение, есть общий архитектурный замысел, и, как правило, в каждом районе ощущается свой исторически сложившийся стиль. Все это применимо и к роману, состоящему из новелл. «Пентакль» – интереснейшее образование, литературоведы найдут в нем материал для исследований.

Я не критик и тем более не литературовед. Анализ произведения в целом в мою задачу не входит. Око угадывает то, что осталось за кадром, что связывает персонажей и обособленные истории в единое целое, – вот и чудесно, этим сердце и успокоится. Хочу отметить только одно: здесь каждый квартал, каждое здание создаются по индивидуальным проектам. Запоминающиеся фасады, причудливая внутренняя планировка, и совсем нет серости. Всем бы так строить…

Удивительные города бывают на свете!

V. ОПТИКА

На одном и том же лугу бык ищет траву, собака – зайца, аист – ящерицу.

Книга – источник знаний, сказал мне один чудак. Я покивал: воистину родник. Знания бьют ключом: «Теория поля», «Толковый словарь русского языка», «Твой гороскоп», «Тысяча советов начинающему предпринимателю». Захлебнуться можно.

Книга – источник веры, сказал я в ответ. Веры и убеждений. Чудак покрутил пальцем у виска: «Ты спутал книгу с жизнью». Я опять покивал. Возразить было нечего. Хорошую книгу и спутывать не надо – она и так всеми корнями в этой самой жизни.

Книги открывают одну за другой свои страницы, живут с нами до последней точки, надолго остаются в памяти. А затем – стоят тихонько на полке, ждут реинкарнации. Если бы люди умели быть книгами, если б знать, что всегда можно снова дотронуться, раскрыть…

Книги добрее людей. Они не уходят от нас навсегда. Они в любое время расположены к беседе, и никто не витает тенью над страницами. Книги не знают кладбищ. Они нетленны.

Кто-то создал – ты оживил. Снова и снова.

«Бессмертие» Милана Кундеры. Я погружаюсь в бредовый диалог героини с тенью. «Там все являются своим собственным творением. Я бы сказал: каждый сам себя придумывает. Но об этом трудно говорить». Не в этом ли творческом обряде (замеси мир, вдохни душу – свою, единственную и неповторимую – в героев, прислушайся к ним, а потом не мешай, отойди в сторонку, наблюдай) бог-текст принимает тайную мольбу автора? Мольбу-вдохновение, без которого в книге не будет искуса и силы.

Не в этом ли жертвоприношении причина притягательности фантастики?

Отстранение во время работы и тем более после ее завершения знакомо, наверное, любому писателю. Но только фантасту приходится последовательно замещать существующее воображаемым, отвергая привычные представления, а иногда и отрицая собственные убеждения – проверенные, обкатанные опытом, жизнью, предыдущими книгами! – чтобы подчинить свое эго логике сконструированного мира.

Любители фантастики привыкли к странным мирам. Метод абстрагирования, применяемый регулярно, формирует стиль мышления, взгляд на вещи. Когда видишь иные измерения реальности, трудно оставаться реалистом в традиционном понимании.

…Однажды ребенок увидел в окне класса мост, поднявшийся в небеса. Шел дождь, яблоневый цвет осыпался, прибивался ручейком к школьной ограде, сходили с ума воробьи, бежали куда-то промокшие до нитки люди – и вдруг над всем этим сверкнуло солнце, а высоко в небе возникла дорога.

Ребенку объяснили: небесный мост зовется радугой. Радуга и мост – совсем разные вещи. Вокруг смеялись, все уже знали, что это такое. Он тоже знал это по рисункам в книжках, но там она была ненастоящей. Ребенку привели убедительные доводы: мост реален, по нему можно ходить, а радуга – просто иллюзия, на самом деле ее нет, и к ней нельзя прикоснуться. Он кивал. Иллюзия.

Очарование детства в том, что мир, усложняясь, вдруг выстраивается в простые, восхитительно стройные понятийные ряды. Умножение сущностей загадочным образом приводит к их упорядочению. Учительницу не занимал вопрос, отчего ребенок видит то, чего на самом деле нет. Она знала: небесного моста не существует, существует оптическое явление в атмосфере. Она все объяснила толково и правильно, и ребенок понял, что несуществующее иногда проявляет себя, но к нему нельзя прикоснуться.

Способности, не востребованные в повседневности, изредка проявляются в каждом из нас. Иллюзия понимания оборачивается пониманием, радуга – небесным мостом.

В том возрасте он еще не умел обобщать, но ребенку и не требуется инвалидная коляска рассудка. Ребенок впитывает в себя все целиком, весь мир, а это много больше, чем выжимка обобщений. Радуга объяснена, ему не прикоснуться к ней, не добежать, – но вдруг где-то есть твердая радуга? У которой, конечно, совсем другое объяснение, тоже очень умное и непонятное, – ничего, когда я буду в третьем классе… пускай даже в пятом… когда я узнаю и пойму – сразу же найду ее или сделаю сам!

Мальчонка убедил себя в том, что небесный мост все-таки не выдумки, а просто еще одна, весьма редкая разновидность радуги, и тем самым перешагнул через черту, отделяющую убеждения от веры. Вера обходится без фактических подтверждений, а убеждения только ими и живы. Но этот барьер преодолим. В определенных обстоятельствах, при определенном освещении иллюзия воплощается и заглядывает в наши окна, маскируясь под что-то известное. Черти на телеэкранах, спешащие на работу ведьмы, оборотни, выглядывающие из подворотен, колдуны в пивнушках – все это настоящее, все здешнее, наше. Рассудок твердит: «Чертей не бывает!», а глаза сигналят: «Осторожнее, нечисть!»

Рассуждая здраво, «Пентакль», сделав сказку былью, изгнал со своих страниц реализм. Открыв двери невозможному, послал матушку-Реальность куда подальше. Рассуждая последовательно, матушку давно уж послали, и не в книге, а наяву. Вы убедитесь в этом, заглянув в сегодняшние газеты. Невозможное стадами пасется на газетных полосах. Увидите сразу, были бы глаза.

Нет, я претензий не принимаю. Согласен: нет там ничего экстраординарного, ничего сюрреалистического, все обычное, болотное и подколодное, все как всегда и даже лучше. О том и речь: невероятное давно стало очевидным и никого уже не удивляет. Привыкли. Пожимаем плечами, возмущаемся, поругиваем богов и наместников, ни на миг не усомнившись в том, что по-прежнему обитаем в мире Божием.