Ярослав Веров - Двойники

— Надо увидеть, Ваня. Он ведь и тебя накроет.

— Кажется, уже накрыл. Было мне видение — он меня знает. И морочит. Да, что-то со мной не то. Я и сейчас чувствую, что я не человек.

— Это все мы теперь в себе чувствуем. Это голос другого мира.

Ночь. Глебуардус Авторитетнейший не спит. Беседует с миром гипербореев, с Данилой Голубцовым. Уже узнал о последней битве и победе, о трех славных рыцарях и воине Солнца.

— А что вы знаете о моих старичках? Не напоминают ли они и их методы твой Магикс?

— Нет, это другое, — Данила задумчиво покачивает головой. — Попробую объяснить. В том мире, что я покинул, страх, всяческий и многоликий — вот вера человечества. Или в потусторонние прелести верить, или страх, или то и другое. Можно представить, как в древности, когда все поголовно верили во всяких духов, появились некие, кто сказали: «Хе, что нам духи, властелины материи. А что, если она сама собой управляет? И духов этих она же произвела из недр своих?» Они не были философами, они к своим идеям относились со звериной серьезностью — «раз так думаю, то за это готов умереть». А еще за свою веру и умертвить могли. Они чуяли главное: если материя первична, то вторичного просто быть не может. Уж если вдруг она оказывается главным, то всего прочего нет. Это было проще теогоний и религиозных догм, следовательно, надежней и вернее. Так они выбрали материю, а выбрав, обнаружили, что она неимоверно сложна, что они перед нею ничто, прах. Они — часть ее языка, но их язык — не ее язык. Она чужда человеку, с ней невозможно договориться. Значит, она враг. Порождая массу случайностей, она случайно породила человека. И может разрушить так же случайно. Так, начав с поклонения материи, они пришли к неизбежности войны с ней. Война эта и породила Магикс. Их заприметило древнейшее зло и превратило в свое щупальце.

А вот старички твои исторических корней не имеют. Складывается впечатление, что они возникли из ниоткуда. За делами битвы я этим не интересовался. К счастью, наша победа опрокинула мое предсказание, и ты жив. Ты по-прежнему желаешь остаться на землях Геи?

— Это мое твердое решение.

— Я тебя понимаю как никто, Глебуардус. Но имей в виду — в твоем мире есть темное нечто. Отсюда это видится как воронка, через которую к вам лезет черт знает что. Может, старички появились оттуда. А уж ацтеки — те точно из нее. Я имею в виду этот безумный дух, овладевший вдруг варварскими племенами.

— Безумным его не назовешь. Чтобы варвары воспылали идеей всемирного завоевания да взялись за дело рационалистичнее любого европейца…

— Согласен; это очень умный дух. Безумие — его цель.

— Вот с ним я и потягаюсь.

— В этом деле, Глебуардус, я с тобой.

Глава одиннадцатая

В ту самую ночь, когда Кирилл мирно спал на верхней полке вагона на пути к Крымским горам, Марк Самохвалов видел странные сны.

Тревожное и сильное чувство посетило его, как только пересек он порог собственной квартиры. Будто не к себе в дом зашел, а к малознакомым людям в гости. Даже запах какой-то чужой. В характере Марка была одна скрываемая от всех черта — осторожность в странных мелочах. Вот, например, с запахом. Незнакомые запахи в неслучайных местах пробуждали первобытную настороженность, что-то атавистическое — в голове возникали тревожные образы, которые никак не получалось прибрать к рукам, укротить их бессмысленное громождение.

Марк в сердцах цыкнул на себя: «Держи себя в руках, придурок, ты же дома!»

Вышла мать, сообщила, что борщ разогрет и что кто-то звонил по его душу, но не представился.

— А ты спросила, что передать?

— Это уж само собой. Он ответил, что тебе уже всё передали, а он перезвонит попозже.

В обычных обстоятельствах Марк разнервничался бы, весь вечер ломал бы голову — кто и зачем его разыскивает. Но сейчас лишь пожал плечами и, пробормотав «ну ладно», пошел есть борщ.

Борщ показался пресным и каким-то неборщевым. Марк хотел даже сделать укоризненное замечание матери, — он был склонен к подобному занудству, — но подумал: «Наверняка тоже глюки. И кто окажется тогда виноватым?» И решил в пререкания не вступать.

Вечер он убил на искоренение глюков. Это было делом принципа. Но странное чувство не покидало. Марк открыл окно, втянул холодный, но по-весеннему терпкий воздух — что-то было всё же не так. Нет, это в нем самом что-то не так. Словно никакого отношения он, Марк Самохвалов, к этому миру не имеет.

«Что ж, значит, это так бывает, когда на Галсу пора? Лягу, усну и исчезну, как Григорий».

Лето. Солнце палит, накаляет асфальтовую сковороду города, выжигает траву и листья, тяжелое, душное летнее солнце этого города. В небе зависла желтовато-бурая ангидридная дымка: ветра нет, и никто ее развеивать не спешит.

Двадцатилетний Марк движется к «Букинисту». Там встреча с коллекционерами-старинщиками, обычными, в общем-то, делягами. «Вот загоню федоскинский сервиз — и живи себе полгода в ус не дуючи».

А навстречу две бойкие, но уже истаявшие на солнцепеке девицы — продавцы-разносчицы никому не нужных лежалых товаров. Одна довольно симпатичная. Не дожидаясь от них рекламы, он заговаривает первым.

Естественно, выпускает длинную очередь восторгов: как же — такие хрупкие создания столь мужественно, в такую жесточайшую жару, зарабатывают деньги. Наверняка, еще ничего не продали — на улице вон как пустынно, а босс всякого дерьма напихал и алчет успешной реализации. «Чем шутить, лучше бы что купили?» А вот и куплю, куплю.

Покупает много чего. Девушки растаивают, на этот раз от душевной широты Самохвалова. Тот вызывается проводить вон до того столба. «А как вас зовут? И чем вы занимаетесь вечером? Только не говорите, что замужем. Заметьте, я совершенно одинок. Зовут меня… Значит так, в двадцать ноль-ноль, уважаемая Иринушка, буду ждать возле ресторана «Юбилейный». Прошу без опозданий и при параде. Серьезно! Серьезно, какие шутки — иначе зачем бы я всё это барахло покупал? Это мой залог, Ириночка!»

А ведь не далее как вчера вечером, в стенах родного студенческого общежития, куда он часто наведывался в гости, Марк страстно целовался на подоконнике со своей Таней, своей любимой, с которой тесно встречался вот уже второй год. Такая была страсть, что всех своих прежних симпатий позабыл-позабросил.

В ресторан Ирина, разумеется, пришла. Ясное дело, в ресторане она была впервые. К тому же ее шокировал вид Марка. Марк выпрыгнул из такси с роскошным букетом, одет он был в дорогущий твидовый костюм, при галстуке — в общем, был это настолько шикарный молодой человек, что ей захотелось тут же ретироваться вместе со своим дешевеньким «полувечерним» платьем, взятым напрокат у подруги. Но Марк приветственно помахал рукой — деваться уж было некуда.