Раймонд Фейст - Хозяйка Империи

— Так что же, вы все хотите, чтобы вас захватили чужаки?

За девушек ответила Юката:

— Эти малышки наблюдают за парнями, которые наведываются к нам в селение и присматривают себе невесту. — Она улыбнулась. — Если девушка считает, что юноша недостаточно привлекателен, то она будет вопить не понарошку, а всерьез, и тогда мужчины — отцы девушек на выданье — прогонят отвергнутого претендента. Но какая из девушек захочет остаться обойденной вниманием, когда сюда явятся обнаженные воины: по обычаю, они должны сбросить одежду, отправляясь в набег. Девушка, на которую никто не позарился, считается уродливой или запятнанной, и единственный способ выйти замуж, который у нее остается, — это дождаться, пока два ухажера придут за одной и той же невестой, броситься сзади на спину того из них, который потерпит поражение, и доехать до дому у него на закорках — так, чтобы он ее не сбросил!

Мара только головой покачала, услышав о столь странном обычае. Ей понадобится многое узнать, если она хочет договориться со здешними властями, чтобы они пришли ей на помощь.

Юката добавила:

— Уже поздно, а рано утром вы отправитесь в дорогу. Я предлагаю вот что: пусть девушки покажут тебе свободную спальную циновку, и постарайся отдохнуть.

— Благодарю тебя, госпожа Юката. — Мара наклонила голову с неподдельным уважением и позволила девушкам проводить ее в маленькое помещение, отделенное занавесками от общего зала и служившее спальней для здешних обитательниц. Пол был устлан шкурами. В свете масляной лампы-ночника Мара увидела Камлио. Та спала, повернувшись на бок. Испытав немалое облегчение оттого, что прекрасная куртизанка цела и невредима, Мара жестом показала турильской девушке, задержавшейся у входа, что от той больше ничего не требуется. Потом, благодарная судьбе хотя бы за эту милость, она стянула свое перепачканное платье. Оставшись только в нижней сорочке из тонкого шелка, она заползла под шкуры и протянула руку, чтобы прикрутить фитиль лампы.

— Госпожа!.. — Открытые глаза Камлио смотрели на властительницу в упор. Она и не думала спать, а просто до сих пор притворялась. — Госпожа Мара, что с нами будет?

Отказавшись от намерения погасить лампу, Мара внимательно вгляделась в лицо девушки, которая пожирала ее глазами, похожими на светлые драгоценные камни. Да, не приходилось удивляться, что Аракаси потерял голову от такой красоты! С этой кожей цвета сливок, с этими длинными солнечными волосами Камлио была способна свести с ума любого мужчину. Но при всем желании как-то ее подбодрить и успокоить Мара понимала, что лгать не имеет смысла. Если уж ее Мастер тайного знания расчувствовался от прелести этой куртизанки, то что может выкинуть турильский горец — при том что у его народа веками соблюдается обычай добывать себе жен в набегах?

— Не знаю, Камлио.

Как ни старалась властительница Акомы скрыть собственную неуверенность, ей это не удалось.

Тонкие пальцы бывшей куртизанки вцепились в мех шкуры-покрывала.

— Я не хочу оставаться среди этих людей!

Когда раньше речь заходила о ее личных желаниях, она всегда смущенно отводила глаза. Сейчас — впервые за все время — этого не произошло.

— Тогда чего бы ты хотела? — Мара не упустила случая поговорить по душам, раз уж общая беда предоставила такую возможность. — Ты слишком умна, Камлио, чтобы оставаться у меня в служанках, но слишком необразованна, чтобы претендовать на более ответственную должность. Так чем же ты хотела бы заняться?

Зеленые глаза Камлио вспыхнули.

— Я могу научиться. Другие же смогли у тебя на службе подняться до более высокого ранга, хотя и не были рождены для этого. — Она прикусила полную губу и почти сразу, словно стряхнув сковывающее ее напряжение и сломив некий внутренний барьер, решилась заговорить:

— Аракаси… Почему он так настаивал на том, чтобы выкупить меня на свободу? Почему ты исполнила его просьбу, если не собиралась оставить меня для него?

Мара на мгновение прикрыла глаза. Она слишком устала для таких разговоров! Одно неверное слово, один уклончивый ответ — и под угрозой окажется все, в чем ее Мастер видел свое счастье. Самая правильная тактика — это честность, но как найти единственно точные слова? У Мары ломило виски, и казалось, что ноет каждая клеточка тела; непослушные мускулы болели после тяжелого перехода… И властительница Акомы приняла решение. Все равно ей никогда не подняться до высот тактичности, которыми славится госпожа Изашани. Вполне достаточно будет и прямоты, позаимствованной у Кевина из Занна.

— Аракаси вспомнил свою семью: его близкие тоже были обречены на жалкое существование… и им тоже не было дано узнать, что такое любовь.

Глаза у Камлио расширились.

— Какую семью? Он говорил, что вся его семья — это ты и вся его честь — это тоже ты.

Мара поняла, как много значит такое признание.

— Может быть, я и стала его семьей и честью. Но Аракаси был рожден женщиной из круга Зыбкой Жизни, и хозяина у него не имелось. Он не знал имени своего отца, а его единственную сестру убил мерзкий сластолюбец.

Куртизанка молча обдумывала услышанное.

Наблюдая за ней и опасаясь, как бы не сказать лишнего, Мара уже не могла остановиться:

— Он хочет освободить тебя от прошлого, Камлио. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы поручиться: он никогда не попросит тебя ни о чем, кроме того, что ты согласишься дать ему по доброй воле.

— И ты тоже так любишь своего мужа? — В вопросе слышался оттенок сомнения, как будто она не могла поверить в существование подобных отношений между мужчиной и женщиной.

— Да, и я тоже.

Мара помолчала. Больше всего ей сейчас хотелось уронить голову на циновку, закрыть глаза и забыть обо всем в спасительном бесчувствии сна.

Но Камлио хотела не этого. Беспокойно теребя край шкуры, она вдруг резко переменила предмет разговора:

— Госпожа, не оставляй меня среди этих турильцев, умоляю тебя! Если меня заставят стать женой здешнего дикаря, я так никогда и не узнаю, кто же я такая на самом деле. Мне так и не доведется понять смысл той свободы, которую ты мне подарила.

— Не бойся, Камлио, — сказала Мара, чувствуя, что проигрывает сражение против неимоверной усталости. — Если я вообще смогу покинуть эту страну, я уведу с собой и тебя, и всех моих людей.

И Камлио, словно вполне доверившись этому обещанию, протянула руку и погасила ночник. После этого Мара заснула крепким сном без сновидений в маленькой спальне, где пахло горными травами.

В преддверии утра девушки помогли властительнице Маре и ее прислужнице принять теплую ванну; за этим последовал завтрак, состоявший из свежего хлеба и квердидрового сыра. Камлио выглядела бледной, но собранной. Однако Мара уловила в ней какую-то необычную хрупкость, которую приписала скорей беспокойству, чем унынию. За стенами хижины, на площади, царило явное оживление — оттуда доносились крики и смех, но Мара не могла распознать причину этой сумятицы: через полупрозрачную промасленную кожу, которой были затянуты окна, ничего не было видно. Когда она попыталась расспросить окружающих, ответом ей были лишь непонимающие взгляды. Без Юкаты пленницам ничего больше не оставалось, кроме как продолжать трапезу, пока горцы-воины не подошли к дверям хижины и не потребовали, чтобы обе женщины-цурани вышли на улицу.