Ким Сатарин - Вторая радуга

Поиски Харламова в базах данных, подсказанных ему сообществом верных, увенчались частичным успехом. Он мысленно связался с супругой, которая в спортзале поддерживала боевые навыки, и изложил ей свои догадки. Аникутина обещала помочь — по-прежнему на её вопросы прямое чувствование давало больше ответов, чем на вопросы ребят. Может быть, оттого, что Ермолай тщательно продумывал вопросы, которые он просил её задать. И в последнее время начали появляться на редкость определённые ответы: "доступ запрещён". После этого уже не могло быть никаких сомнений, что прямое чувствование представляло собой индивидуальный канал связи то ли с Игроком, то ли с кем другим, за Большой Игрой надзирающим.

От просмотра файлов его оторвала Мариэтта. Подойдя сзади, она молча положила руку ему на плечо. Слова не требовались. Его вновь хотели видеть мастера Радуги. Дело касалось Бакановой. Шагая рядом с ним, Мари рассказывала, что прибыла группа психиатров, Ингу вернули в школу, и они с ней уже работали. Заодно появилась необходимость поговорить и с четвёркой, её спасшей. Ольга уже отчиталась, Константинов с Кутковым погрузились в Реденл и были пока недоступны, так что пришёл его черёд.

— Разговор не только Инги коснётся, верно?

— Ты, как всегда, прав. Твоя гиперфилософичность тоже вызывает некоторый интерес. Но без неё эта компания здесь бы не появилась…

Психиатр выбрала для беседы самое комфортабельное подземелье — с роскошными медными канделябрами на семь свечей, висящими на каждой стене, удобными стульями и даже массивным письменным столом. Способности у женщины средних лет, представившейся Розой Сергеевной, были весьма средние. Она немного умела слышать, примерно на уровне оранжевой повязки, но своё сознание от мастера умышленно не закрывала. Он кратко пересказал историю спасения девушки, ответил на неизбежные профессиональные вопросы, и Роза Сергеевна записала ответы в толстую тетрадь.

— Что, странно видеть человека, в наши дни пишущего ручкой на бумаге?

Ермолай кивнул. Мысли свои он закрывал на глубинном уровне, позволяя сиюминутным суждениям и ситуативным эмоциям скользить свободно. Но при этом всё помещение прикрыл более чем надёжно, тремя слоями разнообразной защиты.

— Мне говорили, ты в своих исканиях стараешься придерживаться классического научного метода?

— По возможности стараюсь. Объект далеко не всегда позволяет…

— Это хорошо. Нам легче будет найти общий язык. Среди мастеров Радуги немногие чётко придерживаются формальной логики.

— Нам будет очень легко. Я по образованию психолог и психиатрическую теорию со всей терминологией знаю, как специалист смежной отрасли. Так что вы можете назвать сразу синдром, а я поищу у себя его проявления и сообщу о полученных результатах. Чтобы вам время не тратить…

Это была, конечно, наглость с его стороны. Но психиатры, надо думать, всю жизнь сталкивавшиеся с подобным отношением, на неё давно не обижались.

— А почему ты решил, что разговор пойдёт о тебе? — приподняла брови Сергеевна.

— Первое: мне об этом сказала Мариэтта Узоян, первая заподозрившая меня в "гиперфилософичности". Второе — я же мастер, содержимое вашего сознания для меня не тайна, вы его и не считаете нужным закрывать.

— Ну, раз ты и бытовое название синдрома знаешь, тогда сообщи, как он в тебе проявляется, — легко согласилась дама.

Ермолай принялся честно перечислять все свои интересы и предположения.

— Позволь, ты мне описываешь обычный процесс научного поиска, — прервала его Роза Сергеевна. — Мы разве об этом договаривались?

— Ну, а что я ещё могу сказать? — пожал плечами мастер. — Давайте о прямом чувствовании поговорим. Оно только для мастеров Радуги характерно, в классическом научном поиске его роль минимальна. Так вот, после общения с Краем я владею пятью способами прямого чувствования, научился задавать вопросы с двойным и тройным обусловливанием, регулярно использую перекрёстную проверку вопросами вторых и третьих лиц…

— Стоп, стоп, мне не надо деталей, я верю в твоё мастерство. Скажи лишь, сколько вопросов ты задаешь в течение недели, и как ты относишься к полученным ответам?

Поразмыслив, он признал, что за неделю он задавал около тридцати вопросов. Каждый, понятно, разными способами и в разных формулировках, так что итоговое число приближалось к полутора сотням. Ответов было получено меньше половины, внятных, то есть однозначно трактуемых — десяток, из которых дай бог один-два подтверждались при перепроверке.

— То есть основным механизмом исследований ты считаешь процедуру, надёжность которой оцениваешь весьма низко?

— Вопросы есть основной способ исследовать само прямое чувствование, — возразил обладатель фиолетовой повязки.

— Хорошо, а как это ты контактировал с Краем? К нему никто и приблизиться не смеет…

Тут Харламов позволил себе испытать безграничное изумление: как это, психиатр, взявшаяся задавать вопросы мастеру Радуги, и не имеет представления о путешествиях в общие миры!? И Роза Сергеевна смутилась.

— Ладно, закончим с этим, расскажи лучше, как это ваша четвёрка вообразила, что все мы — лишь персонажи некоей компьютерной игры.

— Есть такое рабочее допущение, — согласился юноша с усмешкой, — в его рамках кое-какие непонятки разрешаются довольно легко. Зато возникают другие. Поскольку удовлетворительной теории мироздания нет, приходится пользоваться всем, что подвернётся под руку.

— Но ведь это неизбежно — раз сама игра моделирует жизнь, то многие её моменты абсолютно реальны. Я про другое. Понятие игры предполагает, что ты, например, не есть самостоятельная личность, а лишь некий инструмент игры. В этом суть отличия игры от жизни.

— Футболист на поле тоже инструмент игры, но это не мешает ему быть самостоятельной личностью, — уточнил Ермолай. — Если вы имеете в виду ощущение чуждого воздействия, то его нет.

— А убеждённость в таком воздействии есть?

— Тоже нет. Хотя имеются определённые аргументы в пользу того, что оно всё же существует…

Аргументов его Роза Сергеевна не поняла, как и того, почему вопрос с пятикратным обусловливанием при прямом чувствовании заменял шестнадцать вопросов с трехкратным обусловливанием, к которому он только и был способен. Но вдаваться в столь тонкие материи в задачу психиатра явно не входило.

— Хорошо, Харламов, я вижу, что вас ведёт по жизни сверхценная идея установления истины. Подобные социально полезные идеи патологией не считаются. А вот ваши друзья, Кутков и Константинов, их тоже подобная идея вдохновляет? Или они жаждут достичь Материнского Мира?