Константин Башкатов - Сказание о чернокнижнике. Книга I (СИ)

И, наконец, схватка подошла к концу — Сакфир дала слабину и Ашамаэль точным заклинанием повалил её на пол, тем самым прервав сражение. Как только колдунья попыталась встать, чуть ниже горла опустилась нога чернокнижника, придавив её к земле. Сакфир испуганно захрипела, а глаза её в ужасе расширились, когда в лицо уставилось ледяное навершие чёрного посоха. Лик мага был подобен каменному изваянию. Глаза, словно два горнила, разливали свечение вокруг, а окровавленные губы скривила болезненная ухмылка. Словно луна белые волосы чародея тоже не избежали странных эффектов и теперь пугающе мерцали в полумраке, хотя и были местами обожжены. Кожа чародея покрылась страшными ожогами и трещинами, лишь лицо сохранило более-менее узнаваемый вид, ибо почти не было затронуто вражеской магией. Одежда Ашамаэля была обуглена и изорвана, болезненно впившись в кожу, от чего казалось, что тёмные руны на длиннополой тунике с удвоенной силой питают тело падшего эльфа. И под ногой бессердечного чернокнижника лежала поверженная Сакфир. Лишь одно движение длани отделяло её от гибели, но в душе чернокнижника происходило что-то странное. Он решил отпустить Сакфир, когда должен был убить, тем самым унизив её ещё больше. Но, тем не менее, нога эльфа ещё сильнее надавила на грудь, вызвав болезненный хрип.

— Ты повержена и лежишь в пыли, Сакфир. Великая глава Длани побеждена ренегатом! Так знай же, что не в силе Дартазаэля дело, а дело в твоей слабости и трусости. Ты слаба и ничтожна! О, и я не позволю тебе забыть об этом в Бездне, нет… Пусть твой жалкий владыка-Дартазаэль знает, что ты проиграла! Я оставляю тебе жизнь. Живи же в страхе, как мерзкая тварь, и ожидай второй нашей встречи. Клянусь тебе, в следующий раз пощады не будет.

Униженная колдунья, высвобожденная из плена, тяжело дыша отползла прочь, зло смотря на Ашамаэля. Рука её судорожно потянулась к оброненному жезлу, но точный удар магического льда уничтожил оружие колдуньи, и та, наконец, была вынуждена позорно ретироваться, не произнося ни единого слова. Витражное окно со звоном разбилось, и чёрная тень яростно взметнулась в темнеющее небо, оставив Ашамаэля в разрушающемся храме в гордом одиночестве. Тут-то слабость к чародею и подкралась, и боль вонзилась в разум миллионом отравленных острых игл. Опалёнными руками чародей тяжело опёрся на посох, пытаясь не упасть, ибо если он позволит слабости взять верх, то останется здесь навсегда. А смерти Ашамаэль точно не хотел, особенно сейчас, когда волна ярости спала, и глаза вновь открылись, а холодный разум вернул власть над магом.

Шаркая, словно в тумане, Ашамаэль вышел из дверей храма — ледяная завеса пала перед своим создателем, для этого много сил не требовалось. Но вот чтобы перенестись, сил чернокнижника не хватало. Ожоги его были не смертельны, но тяжелы, приносили много боли и не позволяли сосредоточиться. Падшему эльфу стоило радоваться тому, что он не оставил в живых никого, ибо сейчас был беззащитен, как никогда. И не оставалось более выбора, кроме как выдвигаться пешком.

После того, как Сакфир потерпела поражение, чары спали с храма, и тот, после двух пережитых магических дуэлей, начинал рушиться. Поднялось густое облако пыли, что заволокло всё вокруг старой церкви, окутав хвойный лес неровным туманом. Начинало окончательно темнеть, и алый закат сменился россыпью звёзд. Лес был тих и безмятежен, ибо даже зверья там почти не было — тёмные заклинания распугивали всех вокруг, лишая местных жителей своего главного дохода — охоты. Но теперь всё изменится. Как только Ашамаэль покинет этот лес, всё вернётся на круги своя. Какая ирония. Чернокнижник стал освободителем всех окружающих деревень, но суеверные люди даже знать об этом не будут. А сам же освободитель рисковал сейчас сгинуть в тайге, вдалеке от Сиралиона.

В обход спящих деревень по опалой листве шёл он всё дальше и дальше, тяжело опираясь на посох. Казалось, что всё вокруг начинает медленно умирать — стоило лишь обожжённой стопе коснуться земли, как она начинала замерзать, растения пробирал губительный холод. Но на этом всё. Великой мощи тёмного мага не хватало ни на что. Будь он здоров, он мог бы высосать жизнь из всего этого леса, стереть в прах все здешние деревни. Но с каждым шагом силы покидали колдуна, и лишь железная воля продолжала держать его на ногах. Всю ночь брёл Ашамаэль и до самого утра, став очередной страшилкой для местных крестьян, ибо на утро видели его охотники, и были напуганы тёмной аурой. Но вот настал час, когда силы окончательно покинули мага. Голову сдавило с неимоверной силой, в ушах оглушительно загудело, и взор мага помутился. Падая, чернокнижник успел увидеть силуэт всадника, который нёсся ему навстречу. Латы его явно принадлежали эльфийским кузнецам, и словно солнце блестели на редких лучах, что пробивались сквозь густые хвойные леса. Но более ничего не смог увидеть эльфийский король, ибо без чувств повалился на землю, и последнее, что он услышал, это гулкий стук копыт и голос, принадлежащий эльфу.

Перед глазами не было ничего, лишь пульсирующая темнота, и боль по всему телу. Невыносимая боль. Часы пролетали незаметно, и в гулкой тишине лишь иногда слышался тихий цокот копыт. Но тут три белых вспышки разрезали, казалось, материальный мрак. И образовались они в широкий оскал и пару пылающих глаз, раздался оглушительный хохот. Тело колдуна пронзила адская боль, сильнее, чем прежде, и тот с оглушительным криком пришёл в себя, перепугав коня, на которого был варварски взвален кем-то. Конечно же, животное громко заржало и встало на дыбы, и Ашамаэль свалился в дорожную пыль, грудью приземлившись на жёсткое древко посоха — очевидно, даже без сознания эльф не выпустил его. Тут же он попытался подняться на ноги и дать отпор возможному похитителю, но лишь приподнявшись на трясущихся руках, рухнул обратно. Вновь перед глазами темнело, а сознание сковывал неконтролируемый страх, словно сам Дартазаэль тянулся когтистой лапой к падшей душе. Но, подняв взор на всадника, чернокнижник обомлел.

— Даанрит… — прошептал чернокнижник, глядя в лицо, которое рассекал страшный шрам. Когда-то давно Ашамаэль встретил его в постоялом дворе, но тогда Даанрит носил ещё серебряные доспехи. Сейчас он был одет в золото Антан-Тир. Хотя… Ашамаэль же внёс изменения во внешний вид армии. А воспоминания ускользали.

— Да, Ваше Величество, — кивнул воин. — Я вновь спасаю вашу задницу. Помнишь те славные битвы? — Даанрит резко перешёл на «ты». — Ты всегда был безумцем.

— Но… Как? Зачем? — две вещи, которые король-чародей искренне не понимал. Никто не мог его видеть, вряд ли бы кто-нибудь отправил гвардейца спасать узурпатора невесть куда. Конечно, в воспалённом разуме крутилось много слов, но сил хватило лишь на эти.