Джульет Марильер - Сын теней

— Идиотка, — пробормотал ярковолосый лорд. — Жалкая смертная! Подумать только, что от них столько всего зависит.

Однако леди смотрела на меня, словно что-то обдумывая. Я задумалась, почему они просто не использовали свое колдовство, чтобы заставить меня отдать ребенка, или не убили Брана сами, или… в самом деле, почему же они сами не прогнали всех до единого Бриттов с Островов, раз уж им это так надо? Джонни во сне засопел, потом сладко вздохнул.

— Ты права, дочка, — сказала Хозяйка Леса. — Все произойдет как должно. Твой выбор, возможно, приведет к тому, что мы заплатим за это кровью и тьмой. Ты понимаешь так мало, что не можешь знать, кому верить, поэтому твои решения ошибочны. Но это твои решения, а не наши. Наше время почти истекло, именно вам, людям, предстоит предопределять дальнейшие события и влиять на ход этого цикла. Что бы ни случилось, мы падем и вынуждены будем скрыться, как до нас сделали Древние. Для сыновей и дочерей твоих внуков мы станем лишь воспоминанием. Ты сейчас кладешь начало очень долгой дороге, Лиадан. И мы не можем выбирать за тебя.

«Проснись! — закричали, запели, загудели голоса земли, глухие от груза прожитых веков. — Проснись, воин!»

На глаза мне навернулись слезы, и я прошептала в ответ:

— Я разбужу его. Честное слово. — Я снова повернулась к высоким существам, застывшим предо мной в темноте. — Я уже сделала свой выбор, — твердо произнесла я.

— На твоих руках будет кровь собственного сына! — Гневный голос огненноволосого лорда, казалось, загремел, как гром небесный, а спящий малыш даже не пошевелился. — Ты слишком многого хочешь. Ты хочешь больше, чем сможешь удержать. — Он стал бледнеть и растворяться в воздухе, пока от него не остались лишь бледные язычки пламени.

— Это долгая история, — произнесла Хозяйка Леса. — Мы думали, что она будет проще. Но узор постоянно ветвится. Мы не думали, что дети Семиводья покинут лес. Твоя сестра оказалась испорченной. А ты просто упряма. В тебе слишком много от твоего отца. Значит, нам придется ждать дольше, чем мы рассчитывали. Но ты увидишь, как все повернется, Лиадан. Ты поймешь, что этой ночью жестоко ошиблась.

Она постепенно растворялась в воздухе, а я плакала. Плакала, поскольку знала, что я должна делать, а ее слова возродили во мне жуткий страх и давящее чувство вины, которые я пыталась подавить в себе с того самого момента, как поехала в Шии Ду, с той минуты, как впервые почувствовала, что Бран в беде и нуждается в моей помощи. Что если я все же ошибаюсь? Что если мое упрямство принесет смерть моему сыну и вновь навлечет зло на народ Семиводья? Кто я такая, чтобы отвернуться от предупреждения самой Хозяйки Леса?

И тут я кое-что почувствовала. Легкое давление на мою руку, все еще сжимавшую ладонь Брана, словно его пальцы еле уловимо пытались обвиться вокруг моих. Мне это показалось? Его рука снова стала вялой и неподвижной. Наверное, это просто двинулся Джонни, который теперь свернулся клубочком на тюфяке, под боком у своего отца. Но нет, я была уверена, я была почти уверена, в том, что почувствовала. Я не могу сдаться. Я не сдамся. Я должна начать сначала, прямо сейчас, поскольку время бежит быстро, и дыхание Брана, кажется, замедлилось и ослабело — дыхание человека, мерно идущего своей последней тропой. Фигура в капюшоне отступила, но я чувствовала, что она все еще ждет там, в темноте. Наверное, она может позволить себе быть терпеливой, ведь, в конце концов, она получит своё, не так ли?

— Помогите мне! — прошептала я, и голоса вернулись, зазвучали глубоко и уверенно:

«Выходи из тени, воин. Твое задание еще не выполнено. Выходи из тьмы».

Я снова закрыла глаза.

«Расскажу… Расскажу историю… вот мальчик, он уже подрос. Он весь в синяках от побоев. Это потому, что он дурной, поганое отребье, которое все время нужно наказывать. Так говорит Дядя. Когда Дядя очень сердится, он запирает мальчика в подпол. В подполе очень темно. И тесно. Все теснее, по мере того, как мальчик растет. Он научился вести себя очень тихо. Он считает про себя. Он научился не плакать, не шмыгать носом, не двигаться, пока не откроется крышка и в подпол не польется яростный, ослепительный свет. Тогда его, скрюченного и вонючего, вытаскивают на свет и снова наказывают.

Там есть женщина. Мужчина бьет и ее тоже, и еще они занимаются ЭТИМ, хрипящим, толкающимся, липким, потным ЭТИМ. Дядя заставляет его смотреть. Дядя заставляет его смотреть на множество разных вещей. Мальчик клянется себе, что никогда не станет ЭТИМ заниматься. Это дурное дело, бездумное, животное, темное, как ужас там, в подполе. Если он будет ЭТИМ заниматься, то сам станет, как Дядя. Еще там какое-то время жила собака. Приблудилась холодной ночью и решила остаться. Шелудивая, тощая, с дикими глазами. В ту зиму мальчику было тепло спать, он зарывался в солому позади дома с собакой в обнимку. Днем собака ходила за ним по пятам, тихо, как тень.

Одним прекрасным весенним утром Дядя избил собаку за то, что та гоняла кур, и она умерла у мальчика на руках. Когда мальчик хоронил собаку, он дал клятву. Он поклялся, что став мужчиной, следующей зимой, или через одну, он сделает то, что должен, и уйдет отсюда. Уйдет и никогда не оглянется назад».

Я чувствовала, как по щекам у меня текут слезы, как намокает повязка на голове у Брана.

«Держись, сердце мое.» — Услышит ли он мой молчаливый зов там, среди теней? — «Я здесь, рядом, я обнимаю тебя. Ты нужен нам здесь, Бран. Возвращайся. Все черные сны миновали».

И слабо, почти неслышно, до меня долетел ответ. Как вздох, как шелест, как кусочек мысли.

«… Лиадан… не уходи…»

И тут у погасшего костра вспыхнул свет, раздались шаги, и Бран снова исчез, его внутренний голос умолк, наша тонкая связь прервалась. Я в ярости вскочила на ноги и, пошатываясь, вышла из-под навеса. Я и понятия не имела, ни как долго сидела без движения, ни насколько обессилела. Уже, наверное, глубокая ночь… Как они посмели нам помешать?! Я же дала четкие указания. Как они посмели?!!

— Я же сказала!! — взвилась я на Альбатроса. — Я приказывала не приходить сюда сегодня. Что здесь делают эти люди?

— Прости, — уныло произнес Альбатрос. Что-то в его голосе заставило меня ждать продолжения. — Мы подумали, что ради этого ты захочешь прерваться.

Ниже по склону, у потухшего костра стояло четверо. Один из них был Змей, другой — Паук, я поняла это по длинным тонким ногам и неловким жестам, и еще там стоял широкоплечий силач Выдра, и высокий мужчина с волосами, яркими, как осенний закат. Услышав мои шаги, мужчина обернулся. Отец.

Я побежала к нему, и он крепко обнял меня, я насквозь промочила его рубашку слезами, а все остальные молча смотрели на нас, пока Альбатрос не сказал: