Роберт Силверберг - Легенды II (антология)

Севирим потупился, явно задетый ее приказом. Он был совсем мальчишкой, когда необдуманно связал свою судьбу с Гектором, а за последние пять месяцев состарился лет на двадцать, но сохранил свой бесивший Джармона идеализм. После каждого выговора, полученного от старших, частица этого идеализма покидала его, унося с собой новую каплю молодости.

Понимающий взгляд Анаиса Гектор поймал, словно мяч. Самый близкий его друг, брат во всем, кроме крови, Анаис всегда понимал его без слов — возможно, их, несхожих внешне, связывало внутренне общее лиринское наследие. Анаис обладал традиционными чертами лирингласов: серебристыми глазами, розовой кожей и гладкими, отражающими солнце волосами. Гектор, темноглазый и темноволосый, пошел в мать; шапка его кудрей доходила только до бровей Анаису. Теперь они стали похожи — обстоятельства, усталость и жар закипающего моря сделали обоих тускло-серыми.

Гектор смотрел, все еще во власти тишины, которой потребовала Канта, и ничего не чувствовал по поводу замеченных им перемен. Затем, все так же молча, кивнул им, призывая следовать за собой.

Молчание длилось, пока они, идя вдоль каменистого берега, не пришли к ожидавшим их лошадям. Там Анаис отвесил Севириму легкий подзатыльник и воскликнул:

— Я понял причину твоего упрямства! Тебе просто неохота таскать мешки с песком.

— Ты меня за это винишь?

— Ну что ты. Я ищу союза с тобой, чтобы поднять бунт против этой бессмысленной работы.

Гектор, сев на чалую, хмыкнул.

— Пустая трата времени. Неизвестно, погибнет ли остров, но мешки с песком неотвратимы, как смерть.

— Ты говоришь на ветер, Гектор, —угрюмо бросил Джармон. — Но если тебе от этого легче, у меня возражений нет.

— Говори за себя, — сказал Анаис, тоже садясь на коня. — У меня они есть. Если б я знал, что ты запряжешь нас в работу, нипочем не остался бы. Одно дело обречь себя на верную смерть в обществе лучшего друга, совсем другое—ломать свои чистые ногти, копаясь в грязи, и возводить зачем-то эти песчаные укрепления. Это чересчур утомительно. С тебя причитается, Гектор — будешь поить меня всю ночь самыми лучшими винами.

Гектор снова хмыкнул и пустил чалую рысью.

Они доехали по северно-западному берегу до заброшенной рыбачьей деревни и спешились, чтобы прочесать крытые тростником хижины и разрушенные причалы. С вывозом этого поселения трудностей не было: рыбаки знали море и первыми поняли, что дело неладно.

Пятеро молча шагали по плотному песку и битым ракушкам. Только ветер гудел, налетая с моря, да тростник шуршал, да шмыгали крысы, да изредка всхрапывали лошади.

У каждого пустого дома кто-нибудь отделялся от других и заходил внутрь. Там мало что осталось — все свои пожитки рыбаки прихватили с собой, отплывая на северный континент.

Во время двух предыдущих проверок пятеро находили здесь самоселов — мужчин, женщин и детей с дикими глазами, пришедших из дальних мест уже после отплытия флотов. Эти несчастные ютились в покинутых хижинах, уповая на чудо, и бесцельно слонялись по берегу. Им посчастливилось: для них нашлось место на немногих спасательных судах, еще заходивших на остров. Гектор молился, чтобы не пришлось больше никому говорить, что теперь отъезд невозможен. Рыдания, которые неизбежно последовали бы за таким известием, и теперь стояли у него в ушах — он наслушался их во время проводов.

Мысли его, как всегда, устремились к Талтее и детям. Закрывая глаза, он так и видел ее, беременную, с большим животом, держащую за плечо их сына...

— Мертвец, — сообщила Канта из развалин сарая, где раньше солили рыбу.

Джармон и Анаис, перебравшись через кучу ржавого железа, присоединились к ней. Канта, скрестив руки, смотрела на труп. Мертвый старик лежал, скорчившись, под поломанным столом. Над ним вились мухи.

— Когда мы тут проезжали пару недель назад, его еще не было, верно ведь, Гектор? — сказал Анаис.

Гектор кивнул и достал огниво. Когда остальные вышли, он высек огонь и поджег то, что осталось от кровли.

— Кто бы ты ни был, я поручаю твое тело ветру, а твою душу — заботам Единого Бога, — произнес он нараспев. Он уже не раз говорил эти слова за последние недели, как Дающий Имя, но обходился без имен.

Кизийка Канта, дитя упомянутого ветра, осторожно раздула огонь. Тот вспыхнул и разгорелся.

Сарай наполнился дымом, и пятеро продолжили свой обход. В пустой деревне никого больше не оказалось. Они снова сели на коней и поехали на юг, не оглядываясь на столб дыма и пламени.

Мощеные улицы Истона, большого портового города к югу от рыбачьей деревни, сделали их путешествие более звучным: копыта лошадей громко цокали по булыжнику, рождая эхо в переулках, выходящих на площадь.

Стоическое выражение на лицах всадников сменилось унынием, неизменно охватывавшим их при посещениях главного города западных земель. С каждым возвращением сверкающий алмаз побережья, город, построенный когда-то королем-провидцем, тускнел и разрушался все больше, превращаясь в приют крыс и привидений.

Пятеро спешились у сухого фонтана на площади. Их сапоги глухо стукнули о булыжник.

— Проклятие, — вымолвил Севирим, глядя на мозаичный бассейн, над которым раньше высилась статуя короля-основателя, сидевшего верхом на гиппогрифе. Теперь ее разбили, и крылья волшебного скакуна мраморной россыпью валялись на дне фонтана. Отбитая голова короля лежала на улице, глядя глазами без зрачков в затянутое дымкой небо.

Джармон, всю жизнь служивший потомкам этого короля, подошел к постаменту и смахнул пыль с надписи:

Империя, построенная рабами, рушится еще при жизни деспота;

Город, построенный свободными, стоит тысячу лет,

— И половины не простоял, ваше величество, — тихо заметил старый солдат, ведя мозолистым пальцем по строчкам.

— Зачем? — ни к кому не обращаясь, спросил Севирим. — Какая надобность? Им что, больше беспокоиться не о чем, раз они тратят время вот на это? Им еще мало разрушений? Скоты.

— Успокойся, — сказал Гектор. — Это всего лишь статуя. Идеалы остаются.

Севирим ответил горьким смехом и повел свою лошадь прочь от фонтана.

— Вам, жителям запада, должно быть тяжело повторять этот неизменный маршрут, —  сказал Анаис, когда Канта и Джармон тоже ушли с площади и занялись прочесыванием назначенных каждому улиц. — Нам, жившим на востоке за Великой рекой, хотя бы не приходится смотреть, как медленно приходит в упадок наша родина.

Гектор, не отвечая, подозвал чалую, и они с Анаисом последовали за другими в пустой город.

Он шел мимо закрытых лавок, где любил останавливаться ребенком. Битое стекло и щебень усеивали мостовую перед витриной кондитерской —- здесь выставлялись когда-то пирожные, столь восхитительные, что горожане приписывали им волшебные свойства. Гектор остановился и теперь, припоминая замки из цукатов и крема, шоколадных крылатых коней, драконов в клубничной чешуе, — но увидел перед собой только пустое помещение, где на пол сквозь дырявую крышу ложились полосы света, пропахшее дегтем, лампадным маслом и разрухой.