Людмила Астахова - Волчьи игры
— Значит, ты добрался до нее раньше меня. Хорошо! — обсуждать женщину Конри и дальше Грэйн не собиралась. Слишком мало времени у них, чтобы тратить его впустую… да и Джэйфф голоден и слишком слаб. Ролфи прикусила губу и задумчиво огляделась. Что же, есть неплохое, проверенное веками средство быстро поправить силы!
— Тебя надо побыстрее вернуть в строй, — Грэйн вынула скейн и потянулась к тому из шавок, кто лежал ближе. — Буран кончится, и они явятся… Печень еще не остыла. Будешь?
Песья печень, конечно, не волчья. И немного славы и силы прибавится от нее, но все-таки! Еще горячая печень врага — первое средство для раненых! Во всех сагах так и говорится, да-да.
Джэйфф восхищенно уставился на свою дикую охотницу, все еще пребывавшую в потустороннем мире. Там, где смертным не место и где вольны лишь Маар-Кейл.
— Давай сначала согреемся, — сказал он, протягивая к Грэйн руки, чтобы крепко-крепко обнять.
— Тоже хороший способ, — кивнула Грэйн, довольная, что пациент столь разумен. И сбросила рубашку, отложив все заботы на потом.
Почти двадцать лет прошло с их самой последней ночи в крошечной пристройке к лирнийскому домику Джоны. В их говорливой реке, в их Горме столько воды утекло, обрезаны косы, выросли дети, но ее кожа пахла так же пряно и сладко, словно женщина не через ледяное болото торила лыжню, а бродила беспечная по вересковым пустошам… Только в глубине глаз еще тлел безумный огонек, как у Маар-Кейл.
— Возвращайся ко мне, моя храбрая хелаэная, — шептал Джэйфф тихо-тихо. — Я жду тебя, я всегда жду тебя. Возвращайся. Их дорога не твоя, их песни не для смертных. Я зову тебя по имени, моя Грэйн. Я здесь. Иди же ко мне…
И она подалась навстречу. Снова и снова…
* * *Ледяной укус коварного сквозняка отрезвит даже самую хмельную голову. Грэйн зябко повела плечами. Зарыться в кольцо теплых рук — заманчиво, но нагишом на полу и застыть недолго! Тем паче когда у ролфийки разом заныли все мышцы, связки и кости, сколько их есть в теле, до самой последней маленькой косточки… Пробежки с Маар-Кейл по снежной целине, драка, колдовство, потом любовь — ах, хорошо! сладко! — но и сахарная косточка пришлась бы сейчас кстати! И лучше — с мясом.
— Надо заделать окно, — вздохнула она, с сожалением поднимая голову с груди возлюбленного. Прижаться влажным виском — и слушать бы да слушать, как бьется сердце… Грэйн рыкнула от досады, тряхнула головой, откатилась и села, почесывая затылок. — И найти поесть — эти наверняка тут что-то припасли!
Потому что еще немного — и поцелуи любви сменятся укусами голода.
В ответ у Джэйффа торжествующе заурчало в животе. Шуриа азартно потер ладони в предвкушении. Руны исцеляют, но желудок еще никому не наполнили.
— Да-а-а! Пожрать бы!
— Тут где-то припрятано мясо… я чую!
Грэйн звучно потянула носом воздух и клацнула зубами от избытка чувств.
— Разведешь пока огонь?
После встречи с охваченной божественным бесстрашием ролфийкой большая часть одежды Джэйффовых сторожей представляла собой заскорузлые от крови тряпки, но такой опытный мародер, как Элир, всегда найдет подходящую пару штанов и рубашку. Разбитое окно шуриа заслонил одним из тюфяков, выбрав погрязнее. А пока разводил огонь в очаге, поиски Грэйн увенчались успехом.
— О! Нашла. Мясо… окорок. И хлеб. Давай за стол.
Они молча набросились на еду, забыв обо всех правилах, вовсю чавкали и фыркали. Джэйфф к тому же дорвался до чистой воды. Он жадно запивал самые большие куски, но все равно давился и кашлял до тех пор, пока не пришла настоящая сытость. Но это случилось не скоро.
— Уф-ф-ф!.. — вздохнула Грэйн. Щеки ее раскраснелись, губы лоснились от жира. Истинно, сытая волчица. — Хорошо они тут устроились: ветчинка, винцо… м-м… янамарское, что ли? Осталось только трубочку набить, — сказала она и потопала за своей шинелью и вещами.
Джэйфф тем временем смел со стола крошки и отправил их в рот. Это ж самое сладкое в любой трапезе!
— Где Джона? — спросил он.
— В Янамари, в поместье, — нахмурилась ролфи. — Знала я, что она — та еще змеища, но этот вояж… Поотвыкла я, видно. Я не смогу тут задержаться — мало ли что она учудит, пока меня нет. Спасибо Его Священной Особе, подкинул задачку, а корзинку с крышкой не выдал.
— Да, наша княгинюшка — женщина с норовом. И учудить горазда. Как вы в Янамари-то оказались?
— Пошли к очагу, расскажу. И бутылку возьмем. Или сначала оттащим этих в подвал?
Идея пришлась очень кстати, ибо, как известно, трупы врагов радуют глаз, но не ублажают нюх. И пока прятали мертвецов, эрна Кэдвен вкратце пересказала про их с Джоной приключения и про житье-бытье в Амалере и Янамари-Тай. Шуриа только хмыкал. По всему выходило, что дамы проводили время с толком и нескучно. Но интересовало его другое:
— Значит, весной будет война с Синтафом?
— Наверняка. Видел бы ты, какие хорошие в Янамари дороги — загляденье просто! И конница пройдет, и пехота ног не замочит. И мосты тоже неплохи. Наше счастье, если Херевард вообще дотерпит до весны. На его месте я ударила бы, как только окончательно встанет лед.
Они с Грэйн замечательно устроились возле очага — в обнимку. И тепло, и приятно. После стольких лет разлуки куда как хорошо, не правда ли? И ничего не изменилось… А косы… Да к псам эти косы! Отрастут еще сто раз.
— Тогда увози Джону оттуда поскорей. Ну, хотя бы в Амалер под крыло к Эску. А лучше — на Шанту, — посоветовал Джэйфф.
— Как только женится Рамман, я утащу ее в мешке, если понадобится. Насчет Эска… у Эска ее пытались убить дважды. А если считать мою взорванную карету, то трижды. Представь, убийца пролез прямо в посольство! Кстати говоря, шуриа, посланец некого Элира Бэхрема.
Глаза Элира затуманились, словно подернулись пленкой третьего века.
«Элир Бэхрем… Элир Бэхрем… Скоро мы свидимся… Наконец-то». Шуриа едва удержался, чтобы не попробовать воздух на вкус языком. По-змеиному. Элир Бэхрем так близко, что даже ветер пахнет его страхом.
— Да и на Шанте, говорят, нынче постреливают и норовят с Тэлдрина шкурку снять, — продолжила ролфи, ухмыляясь и подмигивая возлюбленному. — Но в посольстве, конечно, будет безопаснее всего. И я смогу заняться тем, что планировала. Конри.
Имена друзей, точно теплые камушки, подобранные на морском берегу за влажную красоту и необычную форму. Их потом долго-долго носишь на дне походного мешка без всякого смысла и толка, лишь за то, что они хранят в себе память о беззаботности дня, когда были найдены. Ведь если ты бродил вдоль прибоя и собирал гальку, значит, был счастлив и спокоен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});