Николаос - Пять ночей. Вампирские рассказки

А потом до меня дошло, что я и не подумал рассказать обо всем Джейсону. Никому. И не потому, что Мирей просила об этом перед смертью — мне это просто в голову не пришло.

СЭМ РИСУЕТ СМЕРТЬ

На краю обрыва, за которым вечность,

Ты стоишь один во власти странных грез.

Я решил осуществить свою безумную задумку, как только их увидел. Мельком, в темноте, в тумане, но они подтверждали все мои предыдущие исследования. Те самые, благодаря которым моя работа в качестве Одного из Семи так затянулась.

…На второй же день моего прихода в агентство после удачной вылазки Липучка Сэм, Седьмой из Семи, штатный фотограф Лучших, улыбаясь, будто уже получил международный приз, высыпал мне на стол стопку фотографий. Пока что это было моей работой — упорядочить и привести в архивный вид.

— Это просто супер, Уильям, — сообщил он, все еще с тем же выражением безмерного счастья на веснушчатой физиономии, делавшей его похожим на старшеклассника средней школы. — Если хочешь, я принесу тебе весь архив за прошлый год, там есть еще лучше.

Я взял одну из фотографий, и руку просто свело. Это была женщина, лежащая, закинув голову, на полу — на бордово-черном бархатистом фоне пролитой крови. Ее было столько, что поначалу можно было даже не заметить. Но не это меня поразило, а лицо. Крупный план — Липучка Сэм тяготел к крупным планам. Никогда прежде мне не приходилось видеть такой красоты, хотя красота относительна, и потому слово это мало подходило для такого случая. Она была прекрасна в смерти — и во второй смерти; ничто не могло бросить на нее тень — ни густые мазки запекшейся крови на коже, ни растрепанные волосы, влипшие в пол. Я взял еще одно фото, потом еще одно. И понял, что Сэм — фотограф в сущности посредственный. Тот снимок, как и все прочие, не был просто удачным, он был обычным, а удачным его делало это лицо.

Только через время я осознал, что он все еще торчит рядом с моим столом.

— Ну как? — спросил Липучка Сэм требовательно, будто ребенок, порадовавший родителей своим первым рисунком.

— Это супер, — ответил я его же словами. У меня не хватало словарного запаса, чтобы выразить собственное впечатление.

— Так я тащу архив?! — расцвел он и, не дожидаясь ответа, вылетел за дверь.

Архив я просмотрел за несколько вечеров. Не все снимки прошли бы через цензуру в основном вследствие разрушительной работы дробовика, но там, где лицо не пострадало или где монстров удавалось запечатлеть до убийства — во сне — я видел одно — ослепляющее совершенство. В разном исполнении, ничем не похожие между собой, они были необъяснимо прекрасны. Вот именно — необъяснимо. Это противоречило всем моим элементарным представлениям о добре и зле, вбитым в голову еще в воскресной школе, но ничего не меняло. В этом мире, оказывается, чудовища имели лики ангелов, на которые трудно поднять руку.

Однако, когда Джейсон предложил мне отправиться на «объект» — он так это называл — «на объект» — я согласился. Вполне возможно, при свете дня и без посредства фотообъектива реальность окажется проще и понятнее.

Мы вошли в дом в установленное «Бизнес-ланчем» время. И тут же наткнулись на них. В комнате с заложенными окнами две белокурые вампирши спали на большой кровати в обнимку, под покровом длинных кудрявых волос. Было слишком темно, чтобы хорошо рассмотреть их — комнату освещала только открытая нами дверь.

— Сначала я, — шепотом сказал Сэм.

— Они не проснутся? — спросил я тоже шепотом. Джейсон усмехнулся.

— Это редкость. Обычно днем они спят как убитые.

Халли прижала ладонь ко рту, борясь с приступом смеха.

Сэм навел на них объектив, щелкнул… и вдруг одна из них открыла глаза, будто включилась от вспышки. Я не успел даже вздрогнуть, когда Джейсон поднял ружье и в унисон с новой вспышкой выстрелил прямо в эти глаза — огромные, испуганные глаза сонного ребенка-бестии. Они были голубыми — я только позже понял, как это разглядел — они горели. Если слово «гореть» вообще применимо к холодным цветам — скорее «сиять». Кровь брызнула до самого потолка, и сразу же — еще один выстрел. Вернее, не один, а сразу несколько. Воздух наполнился дымом от ружей Халли, Мирей и Алана Формана, Четвертого из Семи. Жаль, что тогда еще не было Кэтрин — только пятого заряда не хватало в этих разнесенных головах.

Я не сблевал и не упал в обморок, я был спокоен, но отчего-то зол. Джейсон повернулся ко мне, все его лицо было в кровавую точку от микроскопических брызг. Он улыбался, и что-то в его улыбке мелькнуло от Липучки Сэма. А потом я сообразил, что наоборот. У всех Лучших что-то было от Джейсона, и сейчас в момент истины они выглядели как братья-сестры-близнецы. Или как клоны.

А еще именно тогда я осознал страшную вещь — то, что сейчас знаю наверняка. Девенпорту, идеальному мародеру, идеальному слэйеру, глубоко наплевать на цель миссии обоих организаций. Ему наплевать и на людей, которых теперь не убьют эти монстры. Может, он и не подозревает, но на подсознательном уровне Джейсон вовсе не хочет убить ИХ ВСЕХ. Нет, совсем нет. Даже наоборот. Больше всего на свете он желает, чтобы вампиров стало больше, и чем больше, тем лучше. Пусть они убивают. Главное — чтобы убивал он.

И каждый из Лучших 7 создан по образу и подобию святого Джейсона Истребителя, кроме меня. В моей же памяти навсегда запечатлелся образ: стеклянный витраж небесного цвета разбивается выстрелом на осколки, мелкие кровавые осколки впиваются в лицо…

Когда я сказал, что еще не готов для великих свершений, Джейсон был удивлен. Иск-рен-не.

ЗАПИСЬ 1. После оформления отпуска я впервые осмотрелся в квартире, которую снял, — прямо напротив дома. И как только настроил бинокль — запасной Халли, надеюсь, она не заметит — как окно напротив открылось.

Итак, я уже видел их — вечером, в день смерти Мирей Лэнгтон. Я стоял у телефонной будки, старательно делая вид, что звоню, когда они наконец вышли из дома. Надо же, а я почти поверил, что никого нет дома. Две высокие черные тени, они и двигались как тени, а может, просто там не было фонаря. Я без раздумий двинулся навстречу с вполне оформившимся желанием просто вернуть им папку и расспросить о Мирей, я правда собирался сделать это… но в тот момент, когда они почти поравнялись со мной, будто споткнулся об это свое желание и дал им пройти мимо. Они прошли — сквозь меня, через меня. Как призраки.

На самом деле они просто разбили свою пару и обошли меня с двух сторон. Впечатление такое, будто меня зажало между льдинами, справа блеснуло лицо, выбеленное луной, я отвернулся и встретил такое же с другой стороны — во всяком случае, очень похожее, — глаза приглушенно сияли из-под полуопущенных век. Они не обратили на меня внимания и уже неспешно удалялись, а я стоял на месте, сжимая папку в руках, даже забыв изображать движение. Холод постепенно уходил из воздуха, из моего тела, но я чувствовал, что полностью он не уйдет. Возможно, никогда.