Лев Власенко - Настоящие люди
— Конечно! — рассмеялся Умка. — Ведь его мать была…
В этот момент один из любителей «дурной воды» схватился за раскаленный чайник, обжег руку и с воем покатился по полу, разбрызгивая вокруг себя кипяток. Люди с проклятьями и руганью вытолкали пьяницу прочь из полога.
— Ну все, хватит с меня, — нахмурился Омрын, которого сильнее остальных окатило кипятком. От ожогов кавралина спасла только плотная одежда из шкур.
— Не уходи! — стали упрашивать гости. — Расскажи еще что-нибудь.
— Про ворона Куркыля!
— Про Якунина!
— Не хочу про него слушать, — громко, чтобы все слышали, сказал Умка. — Надоело.
Другие голоса тотчас умолкли, все повернулись к великану.
— Пусть уж лучше про ворона рассказывает, — махнул рукой Умка.
Омрын привстал со своего места — небольшой рост позволял ему выпрямиться. Он отряхнул мокрые белые шкуры и начал.
— Давным-давно не было в мире земли, — голос кавралина постепенно набирал силу, и слушателям казалось, что коротышка становится больше и сильнее. — Было только небо и бескрайнее море. Небом повелевал ворон, звали его Куркыль. Долго летал Куркыль в небе среди звезд. Устал ворон, решил отдохнуть, но негде было ему присесть. Решил тогда Куркыль землю сделать. Из Куркыля вышла земля…
Слушатели засмеялись, представив, сколько пришлось трудиться ворону, чтобы сделать столько земли.
— Когда появилась земля, присел Куркыль на нее отдохнуть, да и заснул. Опрокинулось тогда ночное небо, скрылось оно под твердью земной, а на его место вышло солнце. Согрело солнце землю, спящего ворона и его следы. Ожили следы Куркыля. Стали мышами. Принялись мыши бегать, тревожить спящего ворона хвостами. Куркыль проснулся и чихнул, и чихнул до того сильно, что треснула земля и вздыбилась горами.
Омрын сделал паузу, чтобы отдышаться.
— «Откуда мыши?» — заговорил он голосом мудрого ворона. — «Никак с солнца свалились?». Погнался Куркыль за мышами, но те бегали быстрее, а когда ворон подымался в воздух, тут же прятались в горах. Надел тогда Куркыль лыжи и погнался снова за мышами. Там, где проносился Куркыль оставались русла рек, заполняющиеся водой, там, где он останавливался, в земле появлялись озера. Никак не мог догнать мышей. Разозлился тогда Куркыль, начал прыгать, бушевать, трясти землю…
Элгар заметил, что Омрын перестал следовать традиционной легенде о сотворении мира и выдумывал продолжение сам.
— Потревожила земля сокрытое под ней ночное небо, упали звезды, опустились в недра земли, в пещеры, расщелины и на морское дно. Стали кэле — губителями живого. Раскачалось ночное небо, подтолкнуло дневное и закружились они, сменяя друг друга. А ворон все ловит и ловит мышей, сотрясая землю. Да где ему? Разве от собственных следов уйдешь?
Кавралин закончил рассказ и слушатели стали громко восхищаться, выпрашивая продолжение. О том, как Куркыль ходил свататься к лебедям, как наконец-то нашел себе подходящую супругу и вместе с ней породил настоящих людей. Элгару история понравилась, особенно запомнились звезды, превратившиеся в кэле. Юноша попробовал представить, что чувствует падающая звезда и его охватила необъяснимая грусть.
— Расскажи про войну с таньгу, — послышались новые просьбы.
— Про то, как собаки сбежали на запад!
После громкого замечания Умки никто не отваживался напрямую просить рассказать про Якунина, но люди хотели слушать истории о войнах и героических подвигах.
— Выпросят все-таки, — нахмурился Умка и громко крикнул. — Ну, Омрын, расскажи нам про Якунина, истребителя людей!
Кавралин вздрогнул, сжал кулаки и до того стиснул зубы, что задрожал подбородок. Эта перемена поразила Элгара, хотя длилась всего несколько мгновений. Омрын овладел собой и начал новый рассказ:
— Жила-была девочка по имени Гынкы-нэут. Вернулась она как-то домой и увидела, что в яранге закрыто дымовое отверстие. Заглянула туда и увидела собак. Собаки плясали вокруг огня и выли. Девочка позвала на помощь — люди прибежали и стали колотить собак. Убежали собаки на западную сторону, стали народом.
— Идем, — сказал Умка и направился прочь из полога. — Я спать хочу.
***
— Ну что, лисенок, посмотрел на шамана? — спросил Умка.
Элгар открыл глаза. Он уже успел задремать. Старый медведь лежал рядом, положив громадные руки под голову. Ничто в нем не напоминало молодость, о которой говорил Иный. Лицо, изборожденное морщинами и шрамами, было спокойно, но Элгар достаточно давно знал старика, чтобы понять: он был взволновал пророчеством шамана.
— Те девушки… я не заметил, откуда они появились, — смущенно сказал Элгар.
— Это жены шамана, не смей притрагиваться к ним, — предупредил Умка. — Иный стар, но своего не упустит.
— Почему он взял дурную воду?
— Старикам вроде него яд уже не страшен, зато утоляет жажду.
— Разве он хочет пить? — удивился Элгар. Ему, как и всем, выросшим среди снегов, была непонятна потребность в воде.
— Хочет, но не воды, — хмыкнул старик. — Его тело уже свое отжило, но душа голодает. Иный всегда был таким, сколько я себя помню. Думаю, он меня переживет.
Повисло долгое, тягостное молчание.
— Когда он увидел меня… — начал Элгар.
— Знать не желаю.
— Но…
— Ты оглох? Я не желаю знать.
— Почему Омрын не хочет рассказывать про Якунина? — Элгар сменил тему.
Старик хмыкнул.
— А с чего ты взял, что не хочет?
— Он разозлился, когда услышал, что ты просишь эту сказку, — сказал юноша. — Омрын ведь помнит войну с таньгу? Я знаю, что он старше, чем выглядит.
— Ты стал наблюдательным, — похвалил Умка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});