Наталия Некрасова - Мстящие бесстрастно

Это было, когда лето уже перевалило за середину, как раз после того, как огласили указ баринаха об усилении гарнизона Араугуда и приказ о пополнении войска клановым ополчением. Наши два клана выставили две сотни и пять десятков человек опытных, обученных воинов в полном вооружении, каждый с двумя лошадьми. Это были, конечно, не все наши воины — кто же отдает все, особенно таггванскому баринаху!

Кайаль вернулся мрачным. Ничего хорошего он сказать не мог — не подумайте, что он не привез новостей. После бани от него пахло миндалем и мятой. Он сбрил бородку, и теперь его щеки и подбородок были гораздо светлее его обветренной горным ветром и обожженной горным солнцем кожи. Я приготовила роскошный — в меру своих способностей — ужин, но он не замечал вкуса еды, хотя много пил.

— Соскучился по вину, — коротко улыбнулся он, перехватив мой взгляд. — Там, сама знаешь, этого не одобряют.

— Знаю, — я все ждала, когда он дойдет до сути дела. Но он рассказывал о старых наших знакомых, о делах в монастыре. О Найрану — и тут я поймала его на слове.

— Кстати, Найрану? Ведь именно его ты якобы хотел навестить. Ну, что он рассказал? Что, что, Кайаль?

Он отвел взгляд. Долго молчал. Затем, вздохнув, протянул руку и взял прядь моих волос. Перебирая их, заговорил.

— Шахумай. Это нам не под силу. Это слишком большое дело для кланового эсо.

— Ты, братец, — я вырвала у него из пальцев свои волосы, — зубы мне не заговаривай. Мы с Маххати тут со страху чуть с ума не сошли! А он мне — не спрашивай! Не лезь! Пока я не буду уверена, что больше никого не убьют, что на нас не будет охоты, я не успокоюсь! Отсиделся в обители, отдохнул! — я вскочила, готовая дать ему в нос.

— Шахумай! — он схватил меня за ярко-красный подол и силой усадил. — Ты не права. Я расскажу, хотя не вижу, чем мой рассказ нам поможет. — Он опять вздохнул. Я была поражена — Кайаль не может быть таким покорным, таким раздавленным! Тогда я еще верила в собственное всемогущество…

— Найрану был еще в обители. Хэмэк возвел его в храмовые эсо, если можно так сказать. Точнее, он стал воинствующим монахом, но, в отличие от нас, монахи привязаны не к монастырю, а к вере. Хэмэк был рад мне. Сказал, что тут всегда могу найти отдохновение от мирских сует. Знаешь, он хитер как муха! Похоже, он все знает. И не без его помощи и соизволения я сумел прояснить это дело. Он, видимо, хочет, чтобы тайное стало явным, но в то же время хочет остаться в стороне.

— Нет, ты не ходи вокруг да около. Ты рассказывай, кто и почему убивает!

— Я не знаю, кто. Но могу предположить, почему. Так вот, в начале весны Хэмэк выезжал на совет, созванный архуш-баринахом в Таггване. Найрану сопровождал его как телохранитель. Хэмэк намекнул, что архуш-баринах знает, если не в лицо, то по именам почти всех эсо кланов. Ты сама понимаешь, не все кланы так могущественны, как наш. Многих роанов можно заставить делать то, что угодно баринаху или тем, кто стоит за ним. Баринах тоже не всемогущ. Он ставленник Карраш, а у тех есть свои соперники и союзники.

— А яснее сказать не можешь, Кайаль?

— Стараюсь, сестрица, — усмехнулся он. — Короче, сильные кланы баринаха не устраивают. Или Карраш не устраивают, — поправил он. — Но война тоже нежелательна. Сама знаешь, ворота города скорее отопрет осел, груженный золотом, чем окованный медью таран. Нынешний архуш-баринах из клана Карраш, баринах тоже. Северные кланы, кроме Хутта, слабы и разрозненны. Сильных можно уговорить, можно купить выгодным предложением, можно связать женщиной. Сейчас север, почитай, един. Теперь потихоньку подгребают и нас. Кого выгоднее всего привлечь? Инут, которые не имеют покровителя. Знаменитых эсо сильных кланов — тогда в домах роанов появляется свой глаз и свой кинжал. Роанов не слишком сильных кланов. Та сила, на которую опирались века, рухнет, кланы не успеют ничего предпринять, начнется смута — и тут является баринах, спаситель, восстановитель порядка и прочая. Я думаю так — убитых пытались привлечь на свою сторону. Насколько мне удалось узнать, вестники архуш-баринаха побывали много у кого. И я не знаю, кто согласился. Знаю только тех, кто отказался. И не знаю, кто из роанов ведет двойную игру, рассчитывая на милости баринаха. Но ведомо мне еще и то, что у баринаха просили поддержки и Таргарин с союзниками, и Ильвейн. И я не знаю, не пройдет ли эта война и по нам…

Он выпил еще.

— И потому я знаю причину, я даже понимаю ее, но не знаю, кто убивает. И как это прекратить. Я не знаю, кому верить. Я не знаю, могу ли я верить даже роану.

— Теперь очередная жертва — ты, — сказала я, даже не ужаснувшись своему спокойствию.

— Да, — ответил Кайаль.

— Ты должен уехать.

— Да. И ты прекрасно понимаешь, что я не уеду.

— Угрозу можно было бы хотя бы отвести от наших голов, — мучительно и трудно проговорила я, — если бы слухи об этом распустить так широко, чтобы это ни для кого не стало тайной…

— Это так. Но не пойдешь же ты на площадь — заберут как сумасшедшую и прирежут втихую. Надо, чтобы этому слуху поверили все, чтобы как можно больше народу услышали.

Он уже снова был прежним Кайалем, он уже думал, как это все осуществить…

Но мы не стали в тот вечер думать об этом. У нас было чем заняться. И особый, острый вкус нашем утехам придавало ощущение опасности. А ведь смерть — она сродни любви, разве не так? Разве не сладко пройти по грани…

Осуществить все это выпало мне. Естественно, я не стала ни о чем рассказывать Кайалю. Иначе, боюсь, он сделал бы все, чтобы меня куда-нибудь до поры упрятали. Однако, прежде, чем рассказать об этом, я должна поведать о Хорни. Он жил в Араугуде уже лет пять-семь. Араугуд город вселенский, кто тут только не живет. Вот и Хорни прижился. Родом он был таргаринец, даже, как говорили, из знатной семьи, но ежели и так, то наверняка натворил что-нибудь такое, что и род за него не смог вступиться. Или как там у них в Таргарине поступают? Словом, олух он был невероятный. Или хотел таковым казаться. Его в Араугуде знали все. И даже те, кто начисто был лишен слуха, распевали его песни. Иногда за песни и стихи ему хорошо платили, иногда били. Когда как.

Сейчас-то я знаю, что он был тем, за кого себя выдавал. Тогда я думала иначе. Чужак, всюду вхожий, всех и вся знающий, разносчик всяческих слухов — разве можно для соглядатая выдумать прикрытие лучше? Но потом, присмотревшись к нему и хорошенько за ним последив, я поняла, что он хотя и знает много и замешан во многие более или менее серьезные интриги и интрижки, в общем-то довольно безобиден. И что его можно использовать. Я постаралась познакомиться с ним — очень кстати попалась ему на глаза, и вот он уже стал частым посетителем мой лавки. Видите ли, микстуры для горла ему нужны были… Впрочем, он был приятным парнем. Высокий, немного худоват — а как же иначе, когда зачастую есть нечего? Я из жалости подкармливала его, получая за это настолько изысканное обхождение, что не будь я эсо, я бы обязательно клюнула. У него были такие интересные брови, что он все время казался немного удивленным. Большие серые по-северному глаза зачастую становились совсем круглыми, отчего его физиономия приобретала изумлено-нагловатое выражение. Если бы я не была эсо, он мог бы стать мне другом. Иногда так тяжело скрывать от приятных тебе людей то, что ты есть… Впрочем, он знал не Шахумай-эсо, а Шахумай-эшхани. Сейчас мне надо было ухитриться заставить его сделать то, что мне нужно, и не выдать себя. Я думала, что мне легко удастся облапошить этого легкомысленного петуха. Надменность и самонадеянность — есть ли грех хуже? И как больно после этого падать носом в лужу…