Илья Рошаль - Долина тигров

— Ничего, мне всегда удавалось находить общий язык с дикими зверями,— пробормотал себе под нос Кулл.—Ну а если дело дойдет до поединка, то еще посмотрим, на чьей стороне будет победа!

* * *

Опираясь на выломанный ясеневый сук, стараясь экономить силы, Кулл двигался к горному кряжу. С большим трудом заставлял он двигаться свое непослушное тело. В ушах атланта бурлила кровь, в глазах плыли разноцветные круги, но он упрямо шагал вперед. Остановиться и упасть означало верную смерть. Когда терпеть боль становилась совсем невмоготу, он жевал стебли дурман-трава, собранные им для этой цели в предгорьях. Когда же и наркотик переставал помогать, он представлял себе Наари, и тогда ноги сами несли его вперед.

Солнце уже завершало свой дневной путь, когда Кулл услыхал слева от себя странные звуки. Сомнений быть не могло — где-то поблизости два существа сошлись в поединке не на жизнь, а на смерть. Чуткое ухо Кулла различило уже знакомое ему отвратительное повизгивание, принадлежащее росомахе, и рычание тигра. Вернее, тигренка.

Кулл не мог сказать, что заставило его свернуть со своего пути. Когда он пересек широкую поляну, перед ним развернулось удивительное зрелище. Здоровенная росомаха грязно-бурого цвета злобно наскакивала на не уступавшего ей размером полосатого хищника.

Да, тут было чему удивляться! Кулл присвистнул: если детеныш тигра оказался такого размера, то каковы же были его родители?! Но самым поразительным в этом тигренке (если, конечно, этого мощного зверя, размером со взрослого леопарда, можно было назвать тигренком!) был его цвет. Впервые в жизни Кулл увидел белого тигра! Даже в своем полуобморочном состоянии атлант оценил сказочную красоту повелителя джунглей — черные полосы пересекали его белоснежную шкуру, под которой бугрились мощные мускулы, а две пары клыков-сабель грозно щелкали.

Сперва Кулл удивился, что росомаха, пускай и не уступавшая тигренку в размерах, решилась на того напасть. Но, присмотревшись, он понял, что белый тигр угодил в ловушку — его левая задняя лапа была зажата суком поваленного дерева. Должно быть, тигренок решил полакомиться личинками, а дерево под его тяжестью неожиданно сдвинулось, захватив зверя в плен.

Росомаха, торжествующе повизгивая, прыгала вокруг пленника, целя своими страшными когтями в мягкое брюхо тигренка. Но пока маленькому повелителю джунглей удавалось сдерживать натиск кровожадной гадины. Однако смерть его была лишь вопросом времени. Бока тигра уже украшали несколько глубоких ран. На фоне белой как снег шкуры этого красавца красная кровь казалась неестественно яркой.

Росомахе в очередной раз удалось достать тигренка. Пушистая хищница отпрыгнула в сторону и уселась на задние лапы. Довольно пофыркивая, она тщательно облизала вымазанную красным лапу. Понимая, что ее жертве деться некуда, омерзительная тварь не торопилась, растягивая это отвратительное развлечение.

И тут росомаха развернула свою окровавленную морду в сторону человека. Кулла словно громом поразило: ему прекрасно был знаком этот торжествующий взгляд маленьких глазок-угольев. Так же глядела на свою жертву росомаха, терзавшая Нааю. Неутолимая жажда крови, вечный голод и адская злоба читались в нем. Это был взгляд Сооха, Повелителя Росомах!

«Посмотри,— говорили глаза темного бога,— что я делаю со своими жертвами! Никто не может миновать моих когтей. И ты, жалкая букашка, не исключение! Взгляни, во что я превращу этого отвратительного зверя. Но участь, уготованная тебе, во сто крат страшнее!»

Росомаха встала и, лениво потянувшись, направилась к бьющемуся в ловушке тигру. Соох возобновил свой танец смерти, ловко уворачиваясь от мощных лап белого тигра. Раз за разом щелкали страшные челюсти росомахи, опять красная кровь закапала на траву.

Совершив особенно высокий прыжок, росомаха оказалась за спиной у тигренка. Развернуться тот уже не успевал. Поднявшаяся на задние лапы тварь готова была обрушиться на маленького повелителя джунглей, когда в дело вмешался Кулл.

— Прочь, адское отродье! — выкрикнул атлант. Забыв о своей ране, он стремительно бросился наперерез росомахе.

Движения атланта были настолько быстры, что вселившийся в звериное тело Соох не успел среагировать. Более того, самодовольное создание даже не ожидало сопротивления от смертельно уставшего и тяжело раненного человека. Но атлант, в свои юные лета прошедший горнило множества битв, не собирался терять времени даром.

Поднырнув под поднятые передние лапы росомахи, Кулл нанес удар. Собрав все свои силы в одном невероятном движении, он вонзил ясеневый посох в пах вставшей на дыбы гадине.

От раздирающей ее внутренности жуткой боли росомаха страшно завизжала. Удар мощной лапы подбросил Кулла высоко в воздух. Юноша упал на больную ногу, и мир исчез в облаке невероятной боли. Сквозь застилавшую его глаза багровую пелену он увидел, как росомаха вырвала палку из своего живота и двинулась прямо на него.

Из оскаленной пасти зверя Сооха вылетал непрерывный вой, а глаза зверя-бога горели запредельной ненавистью к человеку, вот уже второй раз посмевшему противостоять его воле. Но и смелый тигренок не терял времени даром.

Едва росомаха от него отвернулась, чтобы покончить с Куллом, как этот маленький боец дотянулся до ее лапы и намертво сцепил на ней свои грозные клыки. Росомаха завизжала еще громче, но не смогла сдвинуться с места. Ее страшные когти распарывали воздух на расстоянии ладони от горла человека.

Судорожно втягивая воздух в отказывающиеся дышать легкие, Кулл пополз в сторону лежащего неподалеку здоровенного валуна. Перевернувшись на спину, он сел, а затем, шатаясь, сумел подняться на ноги. Его огромные мышцы взбугрились, когда он поднял с земли гигантский — в три человеческие головы,— камень и поднял его над собой.

На мгновение он замер, а потом со всего маху обрушил глыбу гранита прямо на голову росомахе. Но за мгновение до того момента, как тяжелый камень превратил голову росомахи в кровавое месиво, зверюга невероятным образом извернулась и сумела дотянуться своими страшными когтями до левого бедра Кулла.

Кулл рухнул как подкошенный. Сейчас он больше не чувствовал боли. Он равнодушно смотрел на развороченную ногу, из которой хлестала кровь. Юноша прекрасно понимал, что умирает. Единственной его мыслью в этот момент была мысль о Наари и своем еще не родившемся сыне.

— Наари,— прошептал Кулл и улыбнулся.— Я люблю тебя…

Он повернулся к белому тигренку и посмотрел ему в глаза.

— А ты, зверь, знаешь, что это такое — любовь? — Слова чуть слышно слетали с его губ.