Норман Хьюз - Обитель драконов

Ворча, тот поднялся с места, подошел к Паломе, презрительно меряя ее взглядом.

— Только не на этих твоих деревяшках, Верт. Раз уж явилась сюда — пусть дерется, как мужчина!

Наемница сдержанно поклонилась, не снимая руки с оружия.

— К твоим услугам, почтеннейший. Обещаю сражаться вполсилы — из уважения к твоим сединам!

Тот крякнул от неожиданности — и вдруг раскатисто захохотал.

— Ладно, девка, язык у тебя, вижу, острый. Посмотрим, на что ты еще годишься…

Гортах прошелся кругом, разминая мышцы, на ходу скидывая с себя все лишнее, пока не остался в одних штанах и льняной безрукавке.

Шрамы на загорелой коже образовывали причудливый рисунок, словно письмена чернокнижника. Палома восхищенно присвистнула. Скольких же этот седоусый ветеран отправил за свою жизнь прохлаждаться на Серые Равнины?!

Сдержанно поклонившись друг другу, противники встали в боевую стойку. Начинать никто не спешил, каждый пока лишь оценивал соперника. Деревянный пол под босыми ногами был приятно теплым. Это ощущение напомнило девушке о сотнях тренировочных боев, что довелось ей провести в этом зале. Сегодняшний ничем не отличался от тех, прочих, и все же…

Остальные ученики прервали упражнения и во все глаза следили за происходящим. Обычно Вертаген не позволял пялиться на чужие поединки, но сейчас и сам стоял, руки в боки, ухмыляясь, точно предвкушая какую-то забаву. Над кем он смеялся — над ней, или над своим старым приятелем, девушка не знала.

Ага! Седоусый наконец перешел в наступление. Без предупреждения. Только что стоял, небрежно поглядывая по сторонам — и вот уже клинок его, отличный широкий меч северной работы, просвистел у левого уха соперницы… отразить выпад, впрочем, не составило особого труда. Она парировала и нанесла свой удар. Противник отбил его без усилий, даже не стал отклоняться, уверенный, что у него хватит сил отвести ее клинок.

Теперь опять атаковал он, Палома ускользнула, поднырнув под лезвие. Вскоре ей все стало ясно. Гортах был поклонником старой немедийской школы, которую среди знатоков метко именовали «медвежьей». Здесь не было хитрых финтов с подначкой, никаких подлых ударов, «кинжалов из рукава», чем, к примеру, славились те же аргосские фехтовальщики. Равным образом — и никаких особых красивостей. Сила и действенность — таков был девиз «медведей». Расчет на то, чтобы покончить с противником как можно быстрее и с минимумом усилий. Отлично для мощных, закаленных бойцов, каким, без сомнения, и являлся седоусый.

…Проклятье! Увлекшись планированием боя, Палома едва не забыла следить за происходящим сейчас. Удар был сильным — рубящий слева; отбить такой у нее не было ни единого шанса.

Спасла лишь гибкость: она прогнулась, сложившись едва ли не вдвое, и тут же покатилась в кувырке вперед, подсекая соперника под лодыжки. Парировать он не успел, вынужден был отскочить… и разразился ругательствами.

— Я тебе не горный козел, девка, чтобы так прыгать! Не можешь биться по-людски — так и скажи, рога Нергала тебе в печень!

Палома расхохоталась. Редко удается так быстро нащупать слабое место соперника.

Впрочем, и он ее раскусил, да это было и несложно. В самом деле, смешно предполагать, что женщина в состоянии на равных состязаться с мужчиной в силе ударов.

Поэтому дальнейший поединок сделался подобен бою медведя с осой — в честь которой Палома и заслужила, кстати, свое прозвище. Он рубил наотмашь, с боков и сверху, да так, что воздух гудел, точно буйволиная кожа на барабане.

Она металась, отскакивала, ныряла под удар, колола и жалила… И первая кровь досталась ей — клинок Паломы рассек кожу на бедре воина. Разозленный, он с оглушительным ревом обрушил меч на то место, где она была только что, с такой мощью, что рассек бы девушку надвое, если бы она не ушла в сторону в стремительном перекате. И меч Гортаха со стоном вонзился в пол.

Не теряя ни мгновения, она вскочила у него за спиной и приставила лезвие к шее мужчины. — До первой крови, месьор? Это было обычаем для подобных поединков, по крайней мере, в зале Вертагена. Даже когда дрались боевым оружием, после первого ранения наступало перемирие… если только один из противников, в злобе и досаде, не объявлял себя оскорбленным и не требовал боя насмерть. На памяти Паломы, такое случалось лишь дважды… По счастью, сейчас она имела дело не с разъяренным юнцом, который не в силах вынести позора, что его одолела женщина, а с умудренным жизнью воином. Гортах лишь крякнул сердито и с усилием выдернул меч, на добрый сенм вошедший в доски пола.

— Старею, видно…

Подошедший Вертаген хлопнул приятеля по плечу.

— Все мы не молодеем, дружище! Ну-ну, не злись, сам ведь напросился!

Гортах обернулся к Паломе и, не заметив в ее лице ни насмешки, ни презрения, ухмыльнулся и жесткой, замозоленной рукой потрепал ее по щеке.

— Молодец, птаха. Так мне и надо, старому хвастуну. — Он помолчал немного, что-то прикидывая, затем неожиданно подмигнул ей. — А все же держу пари, в другом поединке тебе против меня не устоять. За кувшином вина-то я тебя одолею! Проверим? — Он кивнул Вертагену. — Давай что ли, раздавим на троих твоего аргосского? Осталось еще то, что я привозил из Месины?

Хозяин фехтовального зала расплылся в улыбке.

— А как же. Только давай чуть погодя — видишь тех лоботрясов? — Он показал на остальных учеников, которые под суровым взором наставника неохотно вернулись к тренировке. — Закончу с ними — тогда и выпьем! Да и Оса пусть еще побегает, рано ей праздновать. — Теперь его строгий взгляд уперся в Палому. — Думаешь я не заметил, как ты «поплыла» в начале боя? О чем задумалась, красотка? В зеркало на себя засмотрелась что ли? Решала, куда бантик повязать?! Ты — воин, а не баба, запомни!..

Девушка покаянно потупилась. А она-то вознадеялась, что беспощадный учитель не заметит промашки… не тут-то было!

— Ладно, будет тебе, вон она уже красная вся! — засмеялся седоусый. — Не позорь девку. Разделала меня под орех, так что свой стаканчик вина заслужила! — Он устремил взгляд поверх плеча Паломы и приветственно помахал кому-то рукой.

— А, привет, парень! Видал, как меня тут сейчас распахали?!

Ей ни к чему было оборачиваться. От звука шагов кожа на спине пошла мурашками. А голос вызвал знакомую сосущую пустоту внутри.

— Застал самый конец. Впечатляюще. Кто же сей юный талант, Вертаген? Один из твоих питомцев?

Он не узнал ее! Паломе стоило больших усилий поднять глаза, чтобы спокойно встретиться с ним взором.

— Так это жен… Палома?!

— Здравствуй, Амальрик. Или я должна говорить — месьор барон?