Майкл Муркок - Король мечей
Корабль затрясся всем корпусом. Корум вцепился в поручни. Его тело, казалось, разваливается на куски. Он прижал к себе Ралину.
Корабль нырнул в пучину оранжево-лилового сияния. Корума с Ралиной швырнуло вперед, прямо на Джери. И тут корабль словно врезался в невидимую преграду. Они начали погружаться в какую-то вязкую жидкость, и у Корума перехватило дыхание; при следующем толчке он потерял Ралину. Пошарил вокруг себя в темноте, но Ралины не было. Он ощутил, что палуба корабля уходит из-под ног.
Он парил.
Корум хотел крикнуть, позвать Ралину, но вязкая жидкость заполнила рот. Он хотел оглянуться, но жидкость залепила глаза.
Он парил, погружаясь все глубже и глубже. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Жидкость заполнила легкие. Корум понял, что умирает.
Он знал, что Ралина и Джери тоже умирают где-то рядом с ним, барахтаясь в липкой жидкости.
Он даже почувствовал странное облегчение при мысли, что миссия его завершена, что он свободен от долга перед Законом. Он горевал о Джери и безмерно горевал о Ралине, но ему было нисколько не жаль себя самого.
И вдруг Корум стремительно полетел вниз. Он заметил обломок воздушного корабля — кусок искореженного поручня: тот падал совсем рядом. Корум летел в чистом прозрачном воздухе, но скорость падения была столь велика, что дышать он по-прежнему не мог.
Неожиданно падение замедлилось: он как бы скользил по плоскости. Корум огляделся: вокруг простиралась бескрайняя синева неба. Он раскинул руки. Кусок искореженного поручня по-прежнему скользил рядом. Корум поискал глазами Ралину, Джери. Но в бескрайней синеве никого не было видно. Только обломок поручня маячил перед глазами.
— Ралина? — позвал Корум. Никакого ответа. Он был один в голубой бесконечной Вселенной.
Его одолевал сон, глаза слипались, он пытался открыть их, но не мог. Казалось, мозг отказывается воспринимать ужас происходящего…
Корум проснулся. Он лежал на чем-то мягком и удобном. Ему было тепло и хорошо. Он почувствовал, что совершенно голый, и тогда открыл глаза: над ним были стропила крыши. Повернув голову, он увидел, что лежит в комнате. В окошко проникал солнечный свет.
Сон?
Это была мансарда, так как стены имели наклон. Роскошью комната не отличалась. «Похоже на жилище зажиточного крестьянина», — подумал Корум. Он посмотрел на лакированную дверь с простой металлической щеколдой. За дверью кто-то пел.
Как он сюда попал? Может, это новая проделка Хаоса? Джери предупреждал его о подобных вещах. Корум выпростал руки из-под простыни. На левом запястье по-прежнему была шестипалая, изукрашенная каменьями рука Кулла. Он потрогал лицо: глаз Ринна, ныне совершенно бесполезный, сидел в пустой правой глазнице. В углу на сундуке лежала его одежда, а рядом — меч, копье и лук.
Может, он вернулся в свой мир, где разум вернулся к людям? Может, Тир убил Гландита и таким образом снял заклятие с его родной земли?
Комната была незнакома, узор на сундуке и кроватных столбиках непривычен. Он явно попал не в Лиум-ан-Эс и не в Бро-ан-Вадаг.
Дверь отворилась, вошел толстенький человечек. Он с интересом посмотрел на Корума и сказал что-то на непонятном языке.
— Вы говорите на языках вадагов или мабденов? — вежливо осведомился Корум
Толстяк — определенно не крестьянин, если судить по богато вышитой рубахе и шелковым штанам, — покачал головой и развел руками, сказав еще что-то на незнакомом языке.
— Куда я попал? — спросил Корум.
Толстяк показал на окно, потом на пол, снова что-то сказал, засмеялся и жестами поинтересовался, не голоден ли Корум. Вадаг кивнул. Он действительно очень хотел есть.
Толстяк направился к двери, но Корум остановил его.
— Ралина? Джери? — спросил он в надежде, что имена окажутся знакомы человечку. Может быть, ему известно, где находятся его друзья. Но хозяин покачал головой, рассмеялся и закрыл за собой дверь.
Корум встал. Он был слаб, но не изможден. Он оделся, взял было кольчугу, но передумал и положил ее рядом со шлемом и поножами. Потом подошел к двери и приоткрыл ее. За дверью оказалась лестничная площадка, выкрашенная тем же, что и дверь, коричневым лаком; за ней — лестница, ведущая вниз. Он вышел на площадку и, перегнувшись через перила, посмотрел вниз, однако увидел лишь следующую площадку. До него донеслись голоса — женский смех, смех толстяка. Он возвратился в комнату и выглянул в окно.
Дом стоял на городской окраине. Но город не был похож на знакомые ему города. У всех домов были красные островерхие крыши и стены из бревен и серого кирпича. Улицы вымощены булыжником, по которому с грохотом катили телеги. Большинство прохожих были одеты в более грубое платье, нежели толстяк хозяин, однако выглядели все весьма жизнерадостно и весело приветствовали друг друга, останавливаясь поболтать.
Город казался довольно большим. Вдалеке Корум разглядел крепостную стену и шпили каких-то довольно богатых зданий. Время от времени мимо окна проезжали экипажи, разодетые всадники — местная знать, а может, богатые купцы проталкивались через толпу горожан.
Корум потер лоб, присел на краешек кровати и попытался сосредоточиться. Было очевидно, что он в другой плоскости, где нет борьбы между Законом и Хаосом. Все, насколько он мог судить, живут нормальной, спокойной жизнью. Однако и Владыка Закона Аркин, и герцог Тир утверждали, что сражение идет во всех Пятнадцати Плоскостях. Может быть, здесь властвует сам Аркин или кто-нибудь из его братьев, еще не сломленных Хаосом? Нет, вряд ли. Вдобавок он не понимал языка здешних жителей, а они — его. Такого с ним еще не бывало. Манипуляции Джери с кристаллами привели к ужасающим результатам. Корум оказался отрезан от всего, что ему было знакомо. Возможно, он так никогда и не узнает, куда попал. А значит, и Ралина, и Джери, даже если и остались в живых, тоже выброшены, как он, в каком-нибудь чуждом мире.
Дверь отворилась, в комнату вошел толстяк хозяин с не менее толстой женщиной в необъятной юбке. В руках у нее был поднос с мясом, овощами и фруктами. Кроме того, на подносе стояла дымящаяся миска с супом. Женщина улыбнулась Коруму и протянула поднос с таким выражением, будто собиралась кормить сидящего в клетке зверя. Но Корум улыбнулся и принял поднос с поклоном. Женщина постаралась не коснуться его шестипалой руки.
— Вы очень добры, — проговорил Корум, зная, что женщина не поймет, и все-таки желая дать ей почувствовать его признательность. Они наблюдали, как он ест. Пища не отличалась изысканностью, но Корум был страшно голоден. Он старался не спешить и ел с изяществом, затем, также с поклоном, вернул поднос молчаливой чете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});