Джон Робертс - Убийство в Тарсисе

— Господин, господин! — Панический крик сопровождался громким стуком в дверь. — Господин, проснитесь!

Правитель Тарсиса сел на кровати и протер руками глаза, пытаясь согнать пелену сна с сознания.

— Ну, что там случилось? — недовольно крикнул он. Ему казалось, что он лишь секунду назад положил голову на подушку.

— Скорее, скорее, господин! Там убийство!

Наконец он узнал этот голос. Констебль Вейт, начальник ночной стражи — достойное место для человека, шарахающегося от собственной тени.

— И чего ради будить меня по этому поводу? — оборвал его Правитель.

Его тон не сулил ничего хорошего тому, кто прерывает его драгоценный сон по всяким пустякам.

— Убит посол дикарей, этот, ну как его, — Ялмук!

При этих словах Правитель бросился к двери и распахнул ее. В спальню ввалился бледный, как полотно, констебль, а за ним — старый слуга, безмолвно принявшийся одевать господина.

— Это случилось на исходе третьей ночной смены, Правитель. Портовый патруль как раз заканчивал осмотр старого волнореза и возвращался во Дворец Правосудия с группой задержанных…

Правитель быстро перевел это бюрократическое заклинание на язык реальности: стражники пропьянствовали ночь напролет в какой-то забегаловке. А чтобы выполнить положенную квоту задержанных, арестовали тех, кто подвернулся под руку, в основном пьяных в хлам посетителей, выставленных трактирщиками за дверь. Банды, терроризировавшие ночной город, оставались вне поля зрения патрулей. Вся полиция годилась только на то, чтобы поднять шум, случись где пожар.

— …когда до стражников донесся шум с площади.

— Какой площади? — терпеливо спросил Правитель, знавший, что Вейт был типичным констеблем, а значит — несколько туповатым и медленно соображающим (даже в трезвом виде).

— Площадь перед Дворцом Правосудия, господин. Там, около статуи Абушмулума Девятого, собралась толпа.

— Что делала толпа на площади в такой час?

— Она выскочила из таверны «Бездонная бочка», господин. Это заведение — ну прямо за статуей. Тело лежало у ног памятника.

— Его кто-нибудь трогал?

— Нет, господин. Один из стражников сбегал во Дворец Правосудия и сообщил мне о происшествии. Я выставил там пост, а затем тотчас же направился к вашему превосходительству.

— Ты был во Дворце Правосудия и не заметил толпы на площади?

— Они собрались в другом конце, господин. А стены и двери у нас толстые…

Не толще, чем твой череп, подумал Правитель.

Вслух же он сказал:

— Констебль Вейт. Я сам осмотрю место происшествия. Не беспокойтесь, дорогу до площади я сам найду. А от вас я хочу, чтобы вы послали по гонцу к каждым воротам с приказом страже никого ни под каким предлогом не выпускать из города! Ни ночью, ни утром не открывать ворот никому! И так до моего особого распоряжения. Вы меня поняли?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Выполняйте.

Расправив плечи и выставив при этом живот, констебль Вейт неумело отсалютовал, неловко повернулся на каблуках, чуть не упав, и выскочил вон из спальни.

Вслед за ним вышел и Правитель Тарсиса. Идя по коридорам дворца и по мерзлым камням мостовой в окружении ночной стражи, он думал, что все предосторожности наверняка уже опоздали. Его не столько беспокоило то, что убийца мог уже покинуть город, сколько то, что известие об убийстве, скорее всего, дойдет до лагеря кочевников. Правителя страшила не сама перспектива войны, а возможность ее развязывания прежде, чем он будет полностью готов к ней.

Перед Дворцом Правосудия Правитель обнаружил довольно большую толпу.

Площадь перед дворцом, как и все другие площади города, некогда блиставшие великолепием, теперь же была весьма запущенным пустырем с выщербленным покрытием, обшарпанными фасадами обступивших ее домов и изуродованными, полуразрушенными статуями. Одна из них и представляла собой запечатленный в камне образ Абушмулума Девятого, короля из тех давних времен, когда Тарсисом правили короли, таких давних, что никто уже и не помнил, за что этот монарх удостоился этой статуи. Само собой, ничего больше о нем тоже не было известно.

Плотная цепь стражников с секирами наперевес окружала толпу, в которой большинство составляли подвыпившие горожане и чужеземцы, уже изрядно протрезвевшие на холодном ветру.

— Кто-нибудь из свидетелей ушел с места преступления? — спросил Правитель у старшего стражника из оцепления.

— С тех пор, как мы здесь, — никто, господин Правитель, — откозырял тот.

— Хорошо. Отведите их во Дворец Правосудия и распределите по камерам до допросов.

В этот момент кто-то из кабацких завсегдатаев попытался запротестовать. На это Правитель ответил следующим замечанием:

— Всех, кто будет создавать излишние проблемы, можете убить без суда и следствия. Протестующие крики тотчас же смолкли. Конвоиры и задержанные удалились в сторону Дворца Правосудия, и Правитель оглядел оставшуюся перед ним неподвижную фигуру.

— Факелы, — коротко приказал он.

В пляшущем свете перед его глазами предстала страшноватая картина.

Тело лежало навзничь на постаменте статуи — на мраморном кубе высотой почти в немалый рост Правителя. С одной стороны пьедестала свешивались ноги погибшего, обутые в сапоги с загнутыми вверх носками. С другой — голова Ялмука — Кровавой Стрелы глядела застывшими глазами куда-то вдаль. На горле кочевника зиял страшный, глубокий разрез. Большая струя крови сбежала по мраморной глыбе и растеклась лужей по снегу и камням мостовой. Руки вождя были подняты перед грудью, пальцы скрючены и выставлены вперед, словно когти кошки, отбивающейся от врага, лежа на спине.

Над трупом возвышался каменный Абушмулум в своей королевской мантии.

Древнему королю, казалось, было неловко, что Правитель застал его в столь неприятной компании.

— Снимите эту падаль и унесите во дворец, — приказал Правитель. — Передайте тем, кто будет его бальзамировать, чтобы они отнеслись к этому как к похоронам государственной важности. Хоть он и варвар, дикарь, но — как ни крути — посол.

Их Вождь может потребовать тело назад.

Затем Правитель осмотрел пьедестал. Как же убийца поднял тело так высоко?

Ялмук не был сухощав, скорее; наоборот, а следовательно, это было дело не для слабосильного. Или же убийца был не один. Но это уже не имело значения. Хуже всего было то, что этот дурак Ялмук соизволил оказаться зарезанным внутри стен Тарсиса, проявив невежливость и явно желая опозорить город и его Правителя. Это было совершенно бестактно.

А хуже всего то, что наутро должен был появиться Киага — Меткий Лук. Он-то явно захочет выяснить, что случилось с его послами. Стоит ли надеяться на то, что он не узнает об убийстве?