С. Алесько - О людях и нелюдях

— Ну, дядька Воронец, вам уже везде оборотни мерещатся, — проговорил молодой стражник. — Девка-то не зверуха. Да и нецелованная, поди, шуток моих не понимает. Станет она разве с тварями связываться?

— Кто этих баб разберет? — пожал плечами седоусый. — Мне и не такое слышать приходилось. А наше дело — служба. Проходи, давай, со своим зверьем, — кивнул Винке. — Блох нам только в будке не хватало, — он попытался пнуть кота, но тот вовремя вскочил и побежал вперед.

— Почто ж вы, дяденька, котика хотели обидеть? — Винка укоризненно глянула на стражника, пристраивая на плечо котомки.

Тот уже отвернулся, считая дальнейший разговор с глупой селянкой ниже своего достоинства.

Так и оказались Винка с оборотнями в гостях у кабатчицы.

Девушка вышла из задумчивости и ласково дернула пса за ухо.

— Перекидывайся, Дрозд.

Тот лизнул ее в лицо и улегся на тюфяк. Через несколько мгновений за спиной Винки уже натягивал штаны парень.

Девушка достала из корзинки еду, и они с Дроздом приступили к трапезе. Винка съела немного, запила ужин глотком молока из большого глиняного кувшина.

— Ты чего больше не ешь? — спросил парень, жуя.

— Я наелась. И Вьюше надо оставить.

— Котик твой нажрется у хозяйки, — Дрозд не собирался останавливаться, уплетая за обе щеки хлеб с мягким молодым сыром и запивая молоком.

— Да, нажрется крысой. А ему ведь тоже хочется по-людски поесть.

— Спорим, хозяйка его не крысу ловить взяла? — глаза парня лукаво заблестели в полумраке каморки.

— Как не крысу? А зачем он ей? — искренне удивилась Винка.

— Ну так спорим?

— А на что?

— На поцелуй. Проспоришь ты — поцелуешь меня. Проспорю я — поцелую тебя.

— Ага, ты так и так в барыше останешься!

— Виночка, ты ведь совсем не глупая, но в некоторых вещах… — Дрозд замолчал, улыбаясь.

— Так ты думаешь, она его за этим… — Винка захлопала глазами. — Она же старая…

— Да какая старая? В самом соку. Точно знает, что ей нужно.

— Тебе такие нравятся? — Дрозд отвел глаза и промолчал. — А почему ты рассердился, когда мы заставу проходили?

— Это пусть тебе Вьюн объясняет, — махнул рукой оборотень и, отправив в рот последнюю горбушку, завалился на тюфяк лицом к стенке.

Винка вздохнула и легла рядом. Снаружи донеслось пронзительное свиристение ласточек. Солнечные пятна потихоньку уползали в слуховые окошки, и золотистый сумрак становился скучным, серым. В селении тявкали собаки, во дворе кабака и внутри слышались людские голоса. Заплакал ребенок, наверное, тот самый чумазый карапуз, ползавший во дворе. Интересно, дети оборотней могут перекидываться с рождения? Может, спросить Дрозда? Нет, неловко, особенно после того, как он отказался отвечать на другие вопросы. Почему с ним так непросто? То ли дело рыжий. Он хоть и лапы распускает, и скабрезничает, а никакого смущения нет и в помине. Смешно только.

— Дроздок… — в конце концов Винка не выдержала: спать не хотелось, лежать молча было скучно.

— Ну? — в голосе пса сонливость тоже не слышалась.

— Здешняя хозяйка ведь не знает, что Вьюн — оборотень. Так что ты проспорил. Она его из-за крысы взяла.

Дрозд тут же повернулся лицом к Винке и впился ей в губы. Она хотела оттолкнуть его, но он уже и сам отстранился.

— Ты что? — от неожиданности девушка чуть не заговорила в полный голос, но вовремя спохватилась.

— Как «что»? Сама сказала — я проспорил.

— Да ну тебя, Дрозд! — Винка толкнула парня кулачком в грудь и отвернулась.

— Не дуйся, Виночка, — он потрепал ее по плечу, она сбросила его руку. — Хозяйка знает, что кошак — оборотень, я уверен.

— Откуда? — любопытство взяло верх, да и отворачивалась Винка скорее для вида, чем от обиды.

— Кабатчики — народ тертый, особенно бабы. У них глаз ого-го как наметан. К тому же они постоянно имеют дело с прохожими-проезжими, а многие в свое время сами поскитались, пока на заведение деньги сколотили. Да и Вьюн не больно-то таился. Достоинство свое выставил и на хозяйку пялился не по-кошачьи. А на воробьев в пыли и внимания не обращал. Кому надо, просечет с первого взгляда.

— Получается, это я тебе проспорила, — не подумав, ляпнула Винка.

— Да, Виночка, — ухмыльнулся Дрозд. — Я жду, — и уставился на нее поблескивающими глазами.

Она зажмурилась и чмокнула его в нос.

— Нет, не годится, — засмеялся он. — Этак и пса приласкать можно. Давай по-настоящему.

Винка раньше никогда не целовала парней сама. Сельские ухажеры иной раз срывали у нее один-другой поцелуй, примерно также как Дрозд. Разве что не отстранялись быстро, а терзали губы, пока не становилось больно, да еще и щипали за грудь. Девушке такие ласки вовсе не казались приятными и пробовать их на оборотне желания не имелось. Да и за что его щипать?.. Винка густо покраснела, сдерживая смех. Нет, общение с Вьюном ни к чему хорошему не приводит. Опять какая-то похабщина в голову лезет…

Дрозд терпеливо ждал, не отворачиваясь и не сводя с девушки глаз. Она собралась с духом, придвинулась к нему и осторожно прижалась губами к его рту. Парень давно не брился, и отросшая щетина, почти превратившаяся в бороду, щекотала и покалывала лицо, а его губы были теплыми, нежными и на удивление мягкими. Винка поцеловала их, но вместо того, чтобы отстраниться, продолжала скользить по его устам, ласково отвечавшим на ее прикосновения. Через несколько мгновений Дрозд судорожно вздохнул и отодвинулся.

— Тебе не понравилось? — прошептала она.

— Понравилось, даже слишком. Поэтому не надо больше.

Он повернулся к ней спиной и больше ничего не говорил. Винка, снова чувствуя неловкость, тоже молчала. Так они и лежали, пока не заснули.

Оба проснулись под утро от тихого, но настойчивого мявканья под дверью. Дрозд встал и впустил Вьюна. Тот сразу нырнул к девушке под бок и замурлыкал. Винка принялась тискать и тормошить рыжего. Где-то на задворках сознания гуляла мысль о том, чем оборотень, скорее всего, занимался ночью, но в руку сейчас тыкался не парень, а кот, и сердиться на него не получалось. Да и, собственно, почему она должна сердиться?

— Оборачивайся, приятель, — сказал Дрозд. — Тебя хозяйка наверняка приласкала на месяц вперед.